– Вышлю наряд. Адресок-то у меня теперь есть.
– Боюсь– боюсь.
– Бойтесь.
– А если я вас не узнаю? Сегодня вы с бодуна, помятый весь. Вдруг неожиданно вечером пить не будете, и явитесь во всей красе.
– У меня в зубах будет красная гвоздика, а в руках журнал «Огонек» за сентябрь 1978 года. Мимо не пройдете.
На следующий день ровно в восемнадцать ноль-ноль на углу Каменноостровского проспекта и улицы Рентгена Алена обнаружила элегантного господина без гвоздики в зубах и журнала «Огонек», зато с портфелем из страусиной кожи. Эти свехдорогие портфели она запросто отличала от любых других дорогих портфелей после съёмок в рекламе суперэлитного бутика.
«Точно казнокрад», – подумала она и взяла господина под руку.
Отужинали они в приятном ресторанчике и отправились прогуляться по любимой Алёной Петровской набережной. По дороге болтали о пустяках типа невероятно тёплого августа. Алёна чувствовала себя рядом с этим совершенно посторонним ей человеком удивительно спокойно. Она ни капельки не волновалась, насколько хорошо выглядит, не боялась ляпнуть какую-нибудь глупость, не переживала о том, чем всё это может закончиться. Просто шла и наслаждалась теплом и собственной раскрепощенностью.
– Ну, расскажите же, наконец, как вы охраняете наши питерские памятники? – поинтересовалась она у своего спутника. Не то, что ей это было особенно интересно. Просто спросила и спросила, не задумываясь.
– Примерно так, – важный господин Зеленцов нахмурил лоб и надул щёки, – сижу за столом и изучаю бумаги.
– Убедительно, – Алёна рассмеялась, – а как же вы барельеф Шаляпина в роли Мефистофеля не уберегли?
– За всем не уследишь, – Зеленцов тяжело вздохнул, – к каждому памятнику полицейский наряд не приставишь. Вандалы всегда были, есть и будут, в какие бы одежки они не рядились.
– А я вот здесь когда-то жила, – Алёна кивнула в сторону дома горгульи. Она и не заметила, как они оказались уже у спуска к Неве.
– В доме военморов? Как же это вас угораздило?
– Мой бывший свёкор оказался адмиралом.
– О! Соответственно, ваш бывший муж оказался адмиральским сыном?
– Скорее маменькиным сыночком! – Алёна пожала плечами. – Теперь вот тоже, как и вы, чиновничает только в Москве под началом папеньки. Но папенька у него толковый.
– Давно вы разошлись?
– Сто лет назад в прежней жизни. Знаете, – Алёна решила сменить тему, – я раньше очень боялась этого дома. Думаю, это из-за фигур на крыше, уж больно они зловещие. Какой там Мефистофель! Мне кажется, что и атмосфера в доме с ними связана.
– А что за атмосфера?
– Гнетущая какая-то.
– Подозреваю, что эти фигуры тут совершенно ни при чем. Просто вы в то время, наверное, были не совсем счастливы.
– Вероятно, хотя, кто знает, что такое счастье? Но мне кажется, если выбирать между Мефистофелем и этими, то лучше уж их снести. Тем более они уже и сами сыпаться начинают. Или это они в прохожих камнями кидаются? Видите, какие у них рожи свирепые!
– Ничего не свирепые. Нормальные такие революционные рожи. А сносить никого нельзя! Я категорически против. Это история. Наша история, наша память. И, может быть, у них рожи свирепые специально, чтобы отгонять от дома тёмные силы. Вон, как у горгулий. У тех личики, вы сами знаете, будь здоров! Отворотясь не налюбуешься.
Алёна хихикнула, вспомнив горгулью и её ухоженное лицо с остатками былой красоты. Той самой, мимо которой в свое время будущий адмирал никак не смог пройти.
– А я вот где-то слышала, что в некоторых странах памятники и статуи разные вовсе запрещены. Они приравнены к идолам. Люди им поклоняются, а эти идолы набирают силу и становятся практически божествами.
– Есть такое дело. Силу набирает всё, чему люди поклоняются, и не обязательно это идолы или памятники. Иконы, например.
– Вот я и надеялась, что Ильича, который у Финляндского, всё-таки снесут. Как в Прибалтике и в Украине. Мне, например, совершенно не хочется, чтоб он набрал силу, вернулся и нас тут всех перестрелял.
– Глупости какие! Пусть стоит, где поставили. Сами подумайте, ну, как он силу наберет, если вы против этого? И вы и еще миллионы людей.
– Но другие-то миллионы за!
– И что?! Если снести памятник, разве количество этих людей уменьшится? В этом-то и заключается борьба добра со злом, она ежесекундно происходит не на Калиновом мосту, а в людских мозгах.
– Если снести памятник, то к этим людям не примкнут новые! У нас ведь в сознании, если памятник поставили, значит, человек хороший!
– Правильно! А что в этом памятнике, собственно говоря, такого уж плохого? Для миллионов русских людей этот человек – дедушка Ленин. Кто-то вроде Деда Мороза. Они с самого детства были октябрятами и носили звездочки с изображением маленького Ильича, потом вступали в пионеры и как «Отче наш!» разучивали пионерскую клятву, обещали «жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин»! Так что пусть стоит. Тем более, что настоящий Ильич в свое время появился безо всяких памятников. Вы лучше гляньте на Ши-цза. Мне иногда кажется, что они улыбаются.
Алена замерла.
– Издеваетесь? – спросила она после недолгой паузы.