Во рту у Оливии пересохло. Сапфировые глаза околдовывали ее, и она поймала себя на том, что ей и самой безумно хочется надеть это платье. Ничего похожего с ней никогда не случалось. Она попыталась заговорить, но обнаружила, что потеряла дар речи, и смогла только пролепетать охрипшим голосом:
– Сейчас?
Доминик молча кивнул. Глаза его, казалось, прожигали ее насквозь.
– Не могли бы вы ненадолго отвернуться? – нахмурилась она.
Взгляд Доминика смягчился. Что-то неуловимое промелькнуло между ними... и оба почувствовали, что стали ближе и понятнее друг другу. Отвернувшись, он отошел к окну, оперся о подоконник и стал смотреть в ночь.
Поспешно стянув с себя опостылевшее простое черное платье, в каких ходила прислуга в Рэвенвуде, и скинув старенькие туфельки, она надела шуршащий шелк. Платье было почти невесомым, и Оливия едва дышала, боясь случайно порвать его. Вырез платья был таким низким, что Оливия оцепенела. Ее сорочка, несомненно, не годилась для этого платья. Секунду поколебавшись, Оливия решительно стянула ее с себя, беззвучно молясь, чтобы небеса простили ее за это.
– Ну вот, – наконец сказала она, – теперь можете смотреть.
Доминик обернулся. Оливия затаила дыхание. Ей так хотелось быть красивой! Желанной... Господи, как ей хотелось стать неотразимой в его глазах! И никогда она еще так не волновалась.
Доминик не отрываясь смотрел на нее. Его взгляд медленно переместился вниз, к низко вырезанному декольте, задержавшись на упругих полушариях груди, подхваченной лентой.
Поймав его, Оливия чуть заметно задрожала. Жаркая волна нахлынула на нее, опалив огнем. Увидев восторг в глазах Доминика, она от радости и облегчения чуть не заплакала.
Все так же молча он протянул к ней руку. Пошатываясь на подгибающихся от волнения ногах, Оливия подошла к нему. Доминик осторожно взял ее за плечи и подтолкнул к стоявшему в углу зеркалу.
– Посмотри, – тихо сказал он.
Оливия медленно подняла голову и взглянула на свое отражение. Низко вырезанная линия декольте позволяла видеть плечи и длинную, изящную шею. Вырез в глазах Оливии был почти неприличным. Мягкая ткань, плотно, будто вторая кожа, прилегая к телу, выгодно подчеркивала пышность наполовину открытых грудей. Никогда Оливии не доводилось надевать что-либо подобное.
Несколько минут она могла только молча разглядывать свое отражение в зеркале. Она ощущала себя восхитительно греховной. И это было так заманчиво и притягательно.
Сзади к ней бесшумно приблизился Доминик. Он уже успел сбросить сюртук, развязать галстук и расстегнуть несколько пуговиц на рубашке. Оливии бросились в глаза темные волоски на его груди на фоне ослепительно белого полотна.
– Великолепно, прямо по тебе, – сказал он. – Кстати, это немаловажно: ведь размер мне пришлось прикинуть на глазок.
Оливия облизнула пересохшие губы. Привстав на цыпочки, она осторожно повернулась сначала в одну сторону, потом в другую.
– Вам не кажется, что корсаж немножко тесноват? – Спросила она, озабоченно покосившись туда, где стиснутые корсажем груди, казалось, готовы были в любую минуту порвать тонкую ткань платья.
Взгляд Доминика был прикован к ее груди.
– Прямо по тебе, – тихо повторил он, и медленная, ленивая усмешка скользнула по его губам.
Оливия вспыхнула – больше от гордости, чем от смущения, как ей пришлось признать. Отвернувшись от нее, Доминик наполнил вином узкий бокал и протянул ей. Она взяла его, дрожащими губами сделала маленький глоток и тут внезапно обнаружила, что язык не повинуется ей.
Отобрав у нее бокал, Доминик прижался губами к тому месту, где только что были ее губы, жадно отпил и снова вернул, глядя ей в глаза. Оливия рассмеялась звенящим смехом.
– Кажется, вы пытаетесь меня соблазнить?
– И как, мне это удается? – вопросом на вопрос ответил Доминик.
– Боюсь, что да, – беспомощно выдохнула Оливия, не в силах оторвать от него глаз.
Он забрал у нее бокал. Сильные горячие руки легли на ее обнаженные плечи.
– Не бойся, Оливия, – шепнул он. – Все будет по-другому, я обещаю... – Он немного замялся. – Ты так красива, – вдруг мягко добавил он.
– И вы тоже... – На губах ее распустилась очаровательная улыбка.
– К мужчинам это не относится, – насмешливо хмыкнул он.
– А к вам относится, – ни минуты не колеблясь, возразила она. И сама удивилась не меньше Доминика, когда вдруг нежно обвела кончиками пальцев скульптурные очертания его рта.
Улыбка замерла у него на губах. Оливия ощутила, как они затвердели под ее пальцами.
– Ты жалеешь, что это случилось? – целуя кончики ее пальцев, чуть слышно прошептал Доминик.
Сердце Оливии упало. Они оба хорошо понимали, что он имеет в виду. Покачав головой, Оливия положила руки ему на грудь. Ладони ее скользнули в вырез рубашки, ощутив шелковистую твердость упругих мышц. Дрожь пробежала по ее телу. Набравшись храбрости, она подняла на него глаза и прошептала:
– А вы?
– Господи... конечно, нет. – Глаза Доминика потемнели.