Любовь под напряжением

Я приготовилась опять услышать: «Ах, какой у Лерки жених!», но… Меня в третий раз встретила непривычная и теперь какая-то жуткая тишина. Будто в моей голове долго шипел неисправный приемник, а потом его вырубили одним ударом кулака. Теперь он молчаливо красовался на подоконнике у распахнутого окна, рядом с которым лишь шумел старый дуб…

– Хочешь, угадаю твой любимый цвет? – не выдержала я.

– Любимый цвет? – удивилась Злата. – А как?

Я вскочила со скамейки и присела на корточки перед растерянной девочкой.

– Ты подумай о нем хорошенько, ладно?

– Угу.

– И мне в глаза смотри.

Я, нахмурившись, уставилась на Златку. Пялилась на нее так же долго, как тогда на бутерброд с колбасой на паре у Жабы. Когда Злата откровенно заскучала, я произнесла:

– Розовый?

– Нет же, – вздохнула девочка. – Фиолетовый!

Я растерянно уселась на скамейку. Теперь чувство стыда прогнало возникшее опустошение. Оно заграбастало меня в свои объятия и, похоже, в этот день уже никуда не собиралось отпускать…

– Ой! – внезапно воскликнула Злата. – Гляди, мама с работы идет! Вот мне влетит! Я еще дома не была. И суп не ела! Только пряники и мороженое! Хорошо, что Иван мои кеды с дерева достал… Ой, Лер, я расскажу маме про твоего Ивана, ладно? Он такой хорошенький!

Злата трещала без умолку. Я лишь растерянно кивала. Теперь мне почему-то стало совершенно безразлично, что моя мама может узнать об Умнике.

Златка с тетей Юлей скрылись в подъезде, а я еще некоторое время просидела под деревом. Как Андрей Болконский, встретившийся со старым дубом… «Весна, и любовь, и счастие! Все одно и то же, и все обман!»

Наконец я поднялась со скамейки и, как во сне, направилась к дому. Дверь открыла мама. Как я ее пропустила во дворе?

– Валерия, пары давно закончились! Ты где была? – спросила она, глядя, как я разуваюсь.

– Мы преподавательницу навещали, – ответила я, вешая на плечики пиджак.

– Она думает, что я в это поверю?

Мамины «вертолеты» снова пролетали в моей голове с огромными транспарантами. «Как меня все это достало!» и «Она снова врет!» – гласили надписи.

– Мам, ну правда! – раздраженно проговорила я. Прошла в свою комнату и разлеглась на кровати.

Мама, привалившись плечом к дверному косяку и скрестив руки на груди, устало проговорила:

– Сегодня днем мне звонила куратор вашей группы, Ольга Владимировна. Она рассказала о твоих прогулах с начала семестра. И спросила, как поживает наша несуществующая двоюродная тетя…

– Надеюсь, ты сказала, что она пошла на поправку? – спросила я.

– Валерия! – взорвалась мама. – Я не собираюсь покрывать твое вранье! Почему ты не ходишь на пары?

– Уже хожу, мамочка! За последние два дня ни одной пары не прогуляла!

– Два дня? – с притворным восхищением ахнула мама. – Вот это достижение, Валерия!

– Мам, что ты от меня хочешь?

– Чтобы ты, как нормальная дочь, помогала по дому, посещала учебу…

– Смирись, у тебя ненормальная дочь! – буркнула я, отвернувшись к окну.

– Зачем вообще нужно было идти на юрфак, если тебе это неинтересно? – продолжила мама. – Лишь для того, чтобы быть похожей на него? Ты и так – вылитая копия! Не только внешне, но и своим безрассудством, небрежностью, безалаберностью…

– Неправда! – вспыхнула я, оглянувшись. – Он хороший! Для меня – самый лучший! Пусть ты его больше не любишь, но я тут при чем? Несколько лет подряд выставляешь его перед своими знакомыми и коллегами каким-то монстром!

– Твой отец – трус и обманщик!

– Он тебя не обманывал! Он тогда всё честно сказал…

– Что ты в этом понимаешь, мелюзга? – задохнулась от возмущения мама.

Но и меня уже понесло:

– Слышу от тебя только эти банальные вопросы: «Как дела в институте?», «Была на учебе?», «Была?» И вздох облегчения: «Ну хорошо!» Вроде материнский долг исполнен, верно? Если б Ольга Владимировна тебе не позвонила, ты бы так ничего и не узнала! Потому что на самом деле тебе это неинтересно! Плевать! Ты хоть знаешь, чем я сейчас живу? Что планирую? О чем мечтаю? Знаешь, почему я перестала ходить на учебу? Да потому что вам всем пофиг! А я думала, вы будете мной гордиться… А ты заглядываешь ко мне в комнату лишь для того, чтобы бросить новую дежурную фразу. Об учебе или порядке в комнате…

Гул вертолетов воинственно нарастал.

– За что мне это все? Почему она так со мной? В какой момент я ее упустила? Я много работаю. Весь дом на мне!

Эти вертолеты несли с собой тревогу и боль. Причем боль настоящую, физическую. В висках загрохотал пульс.

– Уйди! – выкрикнула я, схватившись за голову. – Уйди, пожалуйста! Я не могу больше тебя слушать!

Мама растерянно смотрела на меня, ведь за последнюю минуту она не проронила ни слова. Когда вышла из комнаты, неслышно прикрыв за собой дверь, я натянула на голову подушку.

Вертолетная площадка наконец опустела.