Любовь под прикрытием

– Да, я цела. Я ничего не пони… – договорить мне не удалось, кто-то зажал мне горячей лапищей рот.

– Если вы не выполните наших требований, с дочерью можете попрощаться! – пробасил на ужасном английском громила за моей спиной. – У вас два дня.

Крышку ноутбука захлопнули.

Стул, на котором я сидела, развернули одной рукой, и я встретилась с двумя чёрными южными глазами в прорезях балаклавы.

– Английский говорить?

– Да, – шепнула я, прижимаясь к спинке стула.

– Вести себя хорошо, жить. Вести себя плохо, кричать, много говорить, руки-ноги отрежем. И язык.

– Я буду вести себя хорошо! Очень! – воскликнула я с готовностью. – Могу даже полы помыть!

Южноглазый усмехнулся и кивнул за мою спину. Наручники расцепили. Я растёрла затёкшие кисти и осторожно оглянулась. Двое рослых мужчин с явно военной выправкой оценивающе посмотрели на меня. Один сказал что-то на неизвестном языке. Второй ответил. Они гадко засмеялись.

Я поняла, что сижу без обуви,и юбка слишком неприглядно открывает колени. Поторопилась натянуть подол, прикрыть трясущимися руками расстегнутый ворот блузки. Α где моя шубка и сапоги? Лучше молчать. Пока цела.

– Вода, – показал пренебрежительно на бутылку на низком столике южноглазый. Потом выдал распоряжения сообщникам,и те вышли. – Мы следить за тобой. Вести себя хорошо.

Я активно закивала. Главгад покинул помещение, и дверь захлопнулась . Что-то проскрежетало. Засов?

Ком подкатил к горлу. Голова кружилась. Но я встала. Комната была небольшой и полутёмной. Покрытые извёсткой стены. Не кровать, а узкая кушетка. На полу вытертый до дыр узорчатый рыжеватый ковёр. Приземистый столик, старый стул и окно, закрытое жалюзи, сквозь щели которых пробивался жёлтый свет. В углу ведро. Где я? И с кем?

Лучше молчать, – повторил мой внутренний голос.

Одно было ясно, товарищи в балаклавах были способны напугать моего папу. А испуганным я его никогда не видела. Ни разу!

Я на цыпочках приблизилась к окну. Дверь мгновенно распахнулась. Южноглазый напомнил:

– Мы тебя видеть!

– Да-да. Εсли нельзя подходить, я не подойду. – Отскочила я от окна, отмечая про себя, что акцент у него казался фальшивым. Наши мальчишки в школьном спектакле нечто похожее на английском изображали.

– Нельзя, – прорычал тюремщик и как бы ненароком достал длинный нож.

Между моими лопатками потекли струйки ледяного пота. И я развела руками, как бы сдаваясь, а затем бочком-бочком вернулась к стулу.

– Всё-всё, я хорошо себя веду.

Дверь за главгадом снова закрылась.

Единственное, что я успела заметить, – это высокий каменный забор и пустынная полоска двора, залитая солнцем. Ни одного дерева, ни кусочка земли, ни травы, ни снега. В голове всплыла картинка из книги про Ходжу Насреддина. И рассказы дедушки про Ташкент, куда их с ребятами из училища увезли в эвакуацию во время войны. Впрочем, с таким же успехом это мог быть и склад в Αстрахани или на пустыре в двух шагах от Москвы.

Куда, чёрт возьми, меня занесло?!

Всё было настолько нереальным, что просто не могло случиться со мной. Даже слёзы не навернулись на глаза от фантастичности ситуации. «Сиди, Люба, и жди» – повторяла в голове мама. А кого ждать? Обиженного насмерть Рафа или папу, который уехал на край света? Ждать – самое трудное, особенно для меня. И не поговорить, не выяснить, а так и подмывало. Останавливала только фраза бандита про язык. Я его физически ощутила в собственном рту. Стало дурно. Нет, помолчу, язык мне еще пригодится.

Я пересела на край кушетки и прислушалась.

В голове вертелось столько вопросов! Неизвестность убивает. Впрочем, главное, что пока не убили меня. Значит, я представляю для них ценность. Допустим, как объект для шантажа папы. Балаклавы на головах – тоже хорошо, не хотят быть узнанными. Значит, есть шанс, что они не зарежут меня при любом исходе. Театральный английский на то же указывает. По крайней мере, есть план в каком-то из вариантов меня оставить в живых…

Что еще хорошего? Кроме того, что я пока дышу, хорошего не наблюдалось .

Эх, и ведь нужен был мне телохранитель на самом деле! Α не спас. И вряд ли спасёт. Слово «накаркала» клевало меня в виски. Кто там говорил, что желания нужно держать при себе? А то сбываются…

Дрожа, как осиновый лист, я присмотрелась к приземистому столику: а отворачиваются ли у него ножки?

Где-то вдалеке за окном протяжно запел муэдзин.

12 Дерьмо собачье! Οна просыпается (англ.)

ГЛΑВА 14

Не думал, что в наших камерах для допросов есть большие зеркала , как в американском кино. Я вообще о таком никогда не думал. Сюрреализм. Хоть без наручников обошлись и лампы в лицо, уже хлеб.

Сёмин вышел, сказав, что надо отлучиться по срочному делу. И я остался один на один с серыми стенами и полным ощущением, что меня выдерживают дo готовности, как шашлык в маринаде. Пассивное дзенское самосозерцание, которое требуется от истинно преданного последователя восточных единоборств, успело стухнуть и превратиться в активное самобичевание. В снулой тишине то и дело представлялась Кнопка… Люба…