Я отшатнулся, выронив телефон из рук. Они обо всем узнали. На меня нахлынула лавина эмоций, я оказался среди черноты, в которой видел только себя маленьким мальчиком.
– Нет! – с безумным криком, охваченный злостью, я бросился в сторону и не глядя схватил здоровой рукой первое, что попалось мне под руку. С силой замахнулся и разбил об выступ стены. И только через мгновение понял, что это была моя акустическая гитара. Сквозь мутную пелену в глазах я уставился на разлетевшиеся деревянные щепки, продолжая сжимать в руке треснутый гриф инструмента.
Ох, черт. Что я наделал.
Я рухнул на колени перед жалкими останками моей гитары, которая была со мной в самые тяжелые минуты отчаяния на протяжении десяти лет. Теперь дорогой моему сердцу инструмент был разбит так же, как и я сам.
Я бросилась к нему и крепко обняла. Его рана снова открылась и кровоточила изо всех сил. Я вспомнила, как он играл на этой теперь разбитой акустической гитаре и пел мне песню про любовь. Он этого не помнил, но я бережно хранила все воспоминания в своем сердце.
Немного придя в себя, он отстранился от меня, а затем поднялся на ноги и молча ушел на второй этаж. Я собрала остатки гитары и убрала их в сторону, а затем свернулась калачиком на большом диване и не заметила, как уснула.
Я проснулся от крика, вырвавшегося из меня так же, как и тогда. Я пытался отдышаться и понять, где нахожусь. Наконец, видение из прошлого отступило и передо мной оказалась моя комната. Отчаянно моргая, я вцепился кулаками в простыни.
В следующий момент в комнату забежала Яна и в один миг оказалась рядом со мной, обняв за плечи.
– Все хорошо, я с тобой, – прошептала она.
Я почувствовал, как исчезает тяжесть, как выравнивается дыхание. Я не заметил, как снова уснул. И на этот раз мне снилось, что от девушки, свернувшейся клубочком рядом со мной, шел какой-то теплый свет.
Всю следующую неделю творился настоящий ад. Пресса не писала ни о чем и ни о ком, кроме Гедеона. Попытки Владислава договориться со СМИ, чтобы убрать эту информацию, безуспешно провалились. Журналисты упорно продолжали мусолить трагедию из жизни знаменитого солиста группы «Freedom Fly», вгоняя его все больше в уныние.
А еще несколько дней спустя Гедеон приехал к Владиславу в офис, где собралась вся группа, и заявил, что долго думал и принял важное для себя решение. Он положил перед Владиславом банковский чек со словами, что этого должно хватить, чтобы разобраться с отмененными концертами и вернуть зрителям деньги за билеты.
– Куда ты уезжаешь? – опешил Владислав.
– Я подписал контракт с Вернером Вайснером, – заявил Гедеон, и мое сердце в этот момент оборвалось. – Мы улетаем в Лондон.
– То есть ты нас бросаешь? – Ден уставился на меня округлившимися глазами. – Уходишь из нашей группы? У тебя совсем мозги вышибло!
– Вероятно, – мрачно согласился я.
– Но почему? – Савелий развел руками в недоумении. – Почему ты так решил? Ты же был против его предложения в прошлый раз.
– Сейчас все изменилось. Я хочу уехать. Мне нужна передышка.
– Вайснер предлагал контракт на два года, – вспомнил Марк. – Ты что, на два года уедешь от нас?
– Пока на один, – ответил я. – Мы внесли кое-какие поправки в даты. Я уже все подписал. Обратного пути нет. Ситуация подтолкнула меня принять этот вызов.
Я взглянул на Яну. Она выглядела сейчас так, словно собиралась упасть в обморок.
– Здесь от меня совсем нет толка. Я не могу играть на гитаре, не могу играть на рояле. Мне нужно выражать себя, но здесь я не могу этого делать. Я решил записать англоязычный альбом, воспользовавшись выгодным предложением Вернера Вайснера. Для этого мне требуется всего лишь мой голос. И это всего год. Год, за который я смогу прийти в себя, и вернуться прежним. Доктор сказал, что для восстановления памяти мне требуется покой, а вокруг меня творится настоящий хаос.