Любовь Полищук. Безумство храброй

Однажды мы с Любой совершенно случайно встречаемся в Театре на Таганке на любимовском спектакле «Мастер и Маргарита». Удается сесть рядом. Она не отводит глаз от сцены, рассматривая декорации, наверное, предвкушая удовольствие от ожидаемого зрелища. Она говорит мне, что дважды прочитала роман, что обалдела от него.

«Обалдела» – ее слово. Потом я узнаю, что она набралась немало эстрадных жаргонов, даже может залепить матерком, но не решаюсь осудить ее за это. То ли не хватает смелости, то ли от понимания того, что она делает это специально, чтобы казаться своей среди артистов, снизить тем их негативное отношение к ее таланту. Мол, смотрите – я такая же, как вы, могу ругнуться, пропустить с вами рюмку-другую. Мне кажется, что в ее устах даже мат звучит ненарочито и столь естественно, что вызывает не отвращение, а улыбку. По крайней мере – снисходительную.

В наиболее напряженные сцены спектакля меня не покидает ощущение, что Любы рядом со мной нет, что она на сцене священнодействует с участниками спектакля. Ее присутствие на соседнем кресле иногда выдают лишь учащенное дыхание и вспышки черных глаз.

Кончается спектакль. Зрители аплодируют стоя.

– Он – гений! Гений! – восклицает Люба.

– Кто? Булгаков или Любимов?

– Оба! Но почему Любимов после спектакля на поклоны первыми выпускает актеров, играющих Мастера и Маргариту. А только потом актеров из свиты Воланда. Ведь успех у свиты значительно больше, чем у главных героев. Смотри – на сцене снова главные. В чем дело – не пойму?

Я тоже задумываюсь, и версия разгадки этого приема великого режиссера приходит быстро.

– Понимаешь, Люба, Булгаков не писал «Мастера и Маргариту» как пьесу. А она заключается в судьбе Мастера и Маргариты, а не в эпизодах со свитой, выглядящих на сцене очень забавно. Любимов специально пошел на нарушение театральных законов – не выпускать первыми на поклон артистов, имеющих наибольший успех в спектакле. Он желает сказать зрителям – это театрализованный роман и его главные герои – Мастер и Маргарита, думайте о них. Переживайте их судьбы.

Люба морщит лоб, видимо, внутренне споря со мной, но постепенно моя мысль все-таки овладевает ее сознанием.

– Умничка, – говорит она мне и одаривает очаровательной улыбкой. – Надо с тобой ходить в театры, – приветливо машет она мне рукой и ступает в раздевалку, где ее ждет жгучий брюнет, готовый накинуть на ее плечи теплую шубу.

В отличие от Любы, ее сын Алексей не все свободные вечера проводит в театре и признается: «Увы, не могу назвать себя дисциплинированным спортсменом, готовым к самоистязаниям. Вот мама могла… репетировать до изнеможения. Пока не получится то, что она задумала. У каждого мужчины должен быть свой дом, где живет его семья. И дети должны расти на природе, а не на улице. И друзья в доме должны жить неделями, и чтобы этот котел и кипел эмоциями… Это мечта всей моей жизни. Мне очень хочется вернуть ощущение того детства, когда мы все жили в трехкомнатной квартире в Омске: я, мама, ее брат, сестра, бабушка, дедушка и кошка. Мы ведь все, несмотря на возраст, хотим вернуть самые сладкие ощущения детства, когда мы только открывали мир, и все было свежо и ново. И нам все в нем безумно нравилось, и мы жили в постоянном ощущении счастья.

Когда ты вырастаешь и понимаешь, чего стоит взрослая жизнь, испытываешь жуткое разочарование. Но я буду стремиться к поставленной цели и не отступлюсь…»

Перед ним был яркий пример. Мама никогда не отступала от намеченной цели. Сын заметил: «Куда легче копошиться в течение 30 лет в театре, в ожидании роли, и вечерами сидеть под водочку на кухне, презирая и уничтожая всех остальных».

Были ли такие дни в жизни Любы?.. Наверное, были. Может дни, часы, но не более. Она была упорна в достижении цели. Упорна до жестокости к себе, репетируя до изнеможения. Находясь в кругу ее друзей, на репетициях, представлениях Алексей усвоил: «Ничего не стоит встать в позу: «Я такой гениальный, но ни фига не признанный. Меня никто не жалеет и не зовет, ну и не надо. Буду водку пить!» И спиваются так люди, и умирают – там же, на кухне. А я считаю, что опускать руки нельзя, иначе все, тебе конец: как человеку, как личности, артисту. И ты уже не будешь никому интересен – ни зрителю, ни продюсерам, ни друзьям. Почему маму прозвали Полищучкой?.. Ведь она никому и никогда не сделала ничего дурного. И если могла – помогала. Прозвали от зависти, и говорили о ней как об алкоголичке. Могла с друзьями выпить, после представления рюмку-другую. Но могла ли алкоголичка каждый вечер играть на сцене? Днем сниматься в кино? Утром репетировать? Заниматься сыном? Хозяйством? И при этом не формально, а от души, вникая в каждую роль до мелочей. Даже многие женщины вообще не смогли бы сделать это. Даже совсем не пьющие.