Любовь Полищук. Безумство храброй

Это был очень важный момент, могущий стать поворотным в жизни Любы. После роли Маргариты ей бы уже не предлагали роли подружки морячки или интердевочки. И вообще каждому человеку, тем более творческому, необходимы роли, постигая которые, он на них, как на своеобразных поплавках, поднимается к вершине творчества. Люба безумно переживала произошедшее, даже по комнате передвигалась, покачиваясь, с трудом передвигая ноги, словно они вдруг отяжелели или к ним кто-то неведомый, пока она спала, прикрепил тяжелейшие гири. Она много думала о происшедшем. Редко, но бывали в театрах, удачные творческие дуэты мужа и жены. Всеволод Мейерхольд и Зинаида Райх, Алиса Коонен и Владимир Таиров… Мне до сих пор думается, что отлично могли бы сыграть Мастера и Маргариту Владимир Высоцкий и Марина Неелова… А тогда у нее, у Любы Полищук, даже не был известен основной партнер, и среди актеров театра, весьма неплохих, все-таки ей не виделся Мастер. И смог бы Михаил Левитин, режиссер, ищущий, думающий и активный, охватить одним замыслом и творческим замахом булгаковскую махину – тоже вопрос из вопросов. Может, все к лучшему, и удалось избежать провала, позора. У нее были неудачные спектакли, неважные роли, критика не замечала их, но провала, о котором говорили бы коллеги и пресса, – такого не было. И все-таки ей верилось, что роль Маргариты она осилила бы. Столько раз перечитав роман, каждую его строчку, особенно те места, где была задействована Маргарита, вникая в каждое ее слово и жест, она была готова в любую минуту, днем или ночью, не играет роли, даже сейчас встать посреди комнаты, как на сцене:

– Как ты страдал, как ты страдал, мой бедный! Об этом знаю только я одна. Смотри, у тебя седые нитки в голове и вечная складка у губ. Мой единственный, мой милый, не думай ни о чем. Тебе слишком много пришлось думать, и теперь буду думать я за тебя! И я ручаюсь тебе, ручаюсь, что все будет ослепительно хорошо.

Люба присела на краешек дивана: «Трудно работать без партнера. Я должна видеть его глаза, растрепанные волосы, отчаяние в глазах… Зачем теперь все это… Зачем… Но… Но… Я все-таки прочувствовала Маргариту, пусть не сыграла ее превращение, но чувства, ее чувства прошли через мое сердце… Значит, репетировала не зря… Все это еще мне пригодится. Рано или поздно… И еще не самый глубокий вечер. И не последний режиссер встречается на моем пути… Ой! – вскрикнула она и опустилась на диван, ощутив ноющую боль в спине. Она долго лежала, не двигаясь, и думала, что боль пройдет, сама собой, как проходили синяки или ссадины, полученные в детстве. Почему-то подумала о дочери: «Я ее ругаю. И поделом». Хотя сама в ее годы откалывала куда более хлесткие номера. Но ее привычку к хвастовству надо прекратить немедленно. Соседи возмущаются, когда она говорит подруге: «Ты на меня? А ты знаешь, кто я такая? Ты знаешь, кто у меня мать?!» Я уже раз говорила ей, что это постыдно и низко. Поняла ли она это? Не уверена… Поговорю еще раз. Не помешает. Наши разговоры – это не вид семейной диктатуры. Это беседа двух умных подруг, одна из которых малость постарше и поопытней и желает другой только добра».

Боль в спине притихла. Она осторожно приподнялась с дивана. Боль не возобновилась. Встала. Нормально. Кто-то добрый снял с ног гири. Есть еще хорошие и сердобольные люди. И не так уже в жизни у меня все скверно. Очень серьезная для артиста продуктовая проблема решена на хорошем уровне. Муж прекрасно все готовит и вообще по делу может отлично сообразить, что к чему. Когда я уезжаю на гастроли, то совершенно спокойна за свой домашний очаг. А то, что люди подводят, используют мою доверчивость и зачастую обманывают – с этим я не справлюсь, чересчур доверчивый характер. К этому надо привыкать. Вот на столе второй день лежит срочная телеграмма. Из нового театра современной пьесы. Предлагают что-то интересное. Снова заманивают какой-нибудь чепухой или обманывают. Режиссер Иосиф Райхельгауз – первый раз слышу. Вдруг приличный человек. Надо завтра заскочить к двенадцати. Если маститый режиссер, раньше двенадцати в театр не приходит. Таким образом, поднимает свой престиж и показывает занятость, если другим нечем взять. А если скромный, честный и деловой, то ровно к десяти уже сидит в своем кабинете. Бывает, что и этот не даровитый, старается выделиться дисциплиной. Сколько я разных режиссеров перевидала! Выход один, чтобы не прогадать, надо с каждым знакомиться и подолгу разговаривать. Он прощупывает, чем я дышу, что могу, я его стараюсь просмотреть насквозь. Завтра зайду к этому… Иосифу Рафаиловичу. А сейчас – спать. Перенервничала. Много репетировала. Но сначала подмету, потом приготовлю обед и лишь тогда – в кровать. Завтра утром должна выглядеть настолько бодрой и свежей, чтобы у режиссера сразу появилось желание максимально загрузить меня работой.