Любовь поры кровавых дождей

Застыв возле орудий, мы ждали приближения танков. Я следил в бинокль за движущимися с омерзительным скрежетом чудовищами и прикидывал в уме, какое орудие нацеливать на какой танк.

В эти минуты я совершенно забыл о том, что перед нами находилась еще одна батарея и что ей первой предстоит отразить атаку противника.

Танки двигались двумя рядами: три по левую сторону от нас, три — по правую.

— Расстояние шестьсот! — крикнул дальномерщик. И в эту минуту, словно напоминая о себе, находившаяся перед нами батарея дала первый залп, и ведущий танк из правой колонны застыл как вкопанный, выпустив струю черного дыма. А ведущий танк левой колонны повернулся вокруг своей оси и тоже остановился, ибо снарядом ему разорвало гусеницу. Следующий за правым ведущим танкист попытался продолжить атаку, но неведомая батарея дала по нему еще один залп, и поврежденный танк, теряя скорость, вскоре замер совсем.

Такой поворот дела, по-видимому, сильно смутил немцев. Убедившись в надежности нашей обороны, уцелевшие танки свернули в сторону и скрылись за холмом, выжидая более подходящего для возобновления атаки момента.

Вражеская артиллерия же не прекращала огня, хотя снаряды их рвались далеко позади нашей батареи. Моя батарея пока не сделала ни одного выстрела.

Не знаю, то ли первый натиск танков носил разведывательный характер, то ли преследовал иные, более локальные цели, но атака больше не повторилась, и мы напрасно проглядели все глаза, боясь пропустить начало наступления.

Когда наконец стемнело и опасность миновала (на нашем фронте немцы никогда не предпринимали ночных наступлений), я решил лично добраться до соседней батареи, чтобы установить, кому она принадлежит, и выразить восхищение ее действиями.

Соседи заметили меня очень скоро и послали навстречу сержанта. Он проверил мои документы и сопроводил к командиру батареи.

Войдя в землянку, я почувствовал, как от едкого дыма заслезились глаза, — вечер стоял холодный, и артиллеристы развели в укрытии огонь. Сначала я ничего разглядеть не мог, но, немного освоясь, увидел, что на куске жести горел костер, вокруг которого обогревались несколько человек. Все они молча обернулись в мою сторону. Наконец один из них заговорил:

— Товарищ майор, если вы присядете ненадолго, то мы попотчуем вас чаем; водку, как мне помнится, вы не особенно жалуете…

«Колосков!» — молнией сверкнуло у меня в мозгу полузабытое имя.

Значит, я не ошибся, угадав в одном из давешних смельчаков долговязого капитана!

Обрадованный, я готов был приветствовать его со всей дружеской теплотой, но постеснялся почему-то незнакомых бойцов и, поздоровавшись с ним как-то буднично и обычно, двинулся к огню. Все потеснились, освобождая мне место. Колосков оказался прямо напротив меня. Длинные ноги ему пришлось отодвинуть в сторону, и он сидел как-то по-женски.

Он показался мне сильно изменившимся. И без того не густые его волосы поредели еще больше, и теперь его можно было назвать лысоватым.

Я ожидал увидеть его радостным после такой блестящей победы, но он выглядел грустным и озабоченным. Я отнес это за счет усталости и попытался его развеселить. Однако у меня ничего не вышло. Он задал мне один-единственный вопрос: знал ли я о том, что его батарея находится по соседству? Тут я хлопнул себя ладонью по лбу: ну конечно, я должен был сразу догадаться, что так стрелять умеет лишь капитан Колосков! Он ничего на это не ответил и только слегка улыбнулся.

Мы вышли из землянки и по узкому проходу, прорытому между орудиями, устроили нечто вроде прогулки: ров был таким узким, что то ему, то мне приходилось идти впереди. Капитан по-прежнему казался чем-то глубоко озабоченным. Как выяснилось, он все еще командовал дивизионом, но, поскольку на передовую батарею был назначен только что переведенный из тыла совсем неопытный старший лейтенант, он побоялся, что новичок не сумеет отразить атаки противника, и, узнав от разведки о предполагаемом танковом наступлении, поспешил на место боя. Те четыре человека, которых мы видели бегущими к передовой, и были Колосков и его спутники.

Вскоре узнал я и о причине подавленного настроения моего друга. Оказывается, в то время как соседняя батарея под его руководством отражала танковый натиск, другая батарея колосковского дивизиона, расположенная в пяти километрах от нас, была почти целиком разгромлена вражескими танками, которые вторглись в расположение наших войск почти на два километра.

Теперь было ясно, что на обороняемом нами участке атака врага была предпринята для отвода глаз, а главный удар был направлен как раз туда, где и была разгромлена батарея колосковского дивизиона. Я по своему опыту знал, как тяжело пережить командиру такую нелепую гибель целого подразделения.

Капитан с минуты на минуту должен был вернуться на командный пункт своего дивизиона и медлил лишь потому, что ждал, когда стемнеет окончательно. При дневном свете такой переход был крайне опасен.

В общем, откровенной беседы у нас и на этот раз не получилось.