Мне потребовалось слишком много времени, чтобы осознать, что Габриэль поднимает два пальца противоположной рукой, провоцируя выстрелы. Я выхожу из этого до такой степени, что речь будет идти не столько о получении информации, сколько о борьбе воли. Я против себя, потому что Габриэлю плевать.
Он хочет, чтобы я была только податливой. Не так ли?
— Если это поможет, я не против заявить о твоем нежелании, когда ты подчиняешься мне публично, — он хватает стакан и выпивает его еще до того, как бармен заканчивает наливать. — Это может даже улучшить действие.
И чтобы немного смелости укрепить нервы — это же просто секс, зачем мне нервничать? — я тоже хватаю одну. Выпивки достаточно, чтобы заставить мой организм очистить голову. Не те вещи, которые я покупаю, когда мне нужен кайф и ясность, но того же уровня.
Моя рука дрожит до такой степени, что жидкость из стакана выплескивается на верхнюю часть бара, но я допиваю.
— Если бы у меня был только пистолет, — говорю я Габриэлю, сглотнув.
Я оставила его, когда собиралась встретиться с ним сегодня вечером.
— Ты что? Умоляешь меня включить это в наш номер? — спрашивает он. Его острый взгляд окинул комнату. — Я не против небольшой игры с ножом. Я знаю, как тебе это нравится.
— Отвали, Блэквелл.
— Если ты хочешь остановить нашу игру, дорогая, тебе придется использовать стоп-слово. В противном случае ты будешь держать язык за зубами. А теперь оставайся здесь, — он указывает на пол. — Я скоро вернусь.
Продолжать говорить мне не принесло бы никакой пользы, думаю я, наблюдая, как его удаляющаяся спина прорезает мрак и дым в комнате. С ним нет победы. И, вспоминая ожог, когда он схватил меня за руку, я
Никогда не выступаю перед своими демонами.
Я хочу, чтобы Габриэль контролировал это, чтобы кто-то, кто знает, что делает, взял на себя инициативу.
Я хочу бежать с этим.
Ничего из этого не является личным. Оно
Я допиваю последнюю порцию и оставляю его нетронутым, спиртное обжигает мое горло, а губы немеют в лучшем смысле слова.
Я прислоняюсь к стойке и наблюдаю, как место заполняется. Большинство клиентов держатся в тени, но есть и те, кто достаточно нагл, чтобы трахаться прямо на открытом воздухе. Не на сцене, в публичном свете, а на скамейках, в шезлонгах. Двери открываются и закрываются в частные комнаты, и вокруг порхают люди в самых разных одеждах и раздеваниях. Большинство из них сами выглядят частью теней. Женщины жесткие, слишком худые, с мертвыми глазами. Большинство мужчин тоже. А есть крупные и властные джентльмены, которые довольствуются тем, что сидят и платят кому-то за работу, не прилагая при этом никаких усилий.
Никто из них не находится в той же лиге, что и Блэквелл. Не во внешности, не в присутствии, не в доблести. Ничего из этого. Они не могут сравнивать.
Меня убивает осознание того, что я промокла с тех пор, как сегодня вечером села с ним во внедорожник.
Но я не привыкла ни перед кем стоять на коленях, любое доверие или желание сделать это умерло, когда моя мама покончила с собой. Когда мой отец обратился к алкоголю и эмоциональному насилию.
Все вокруг продолжают заниматься своими делами, и я не могу сосредоточиться ни на одном из них. Шум толпы превращается в рев зверя, и мои уши наполняются помехами. Мое тело может хотеть Габриэля, но все может пойти наперекосяк очень быстро, если страх перед сценой и настоящий ужас решат взять бразды правления в свои руки.
Мгновение спустя Габриэль снова стоит у моего локтя. — Я разговаривал с владельцем. Мы следующие, куколка. Сказал им, что сегодня вечером у меня отчаянная потребность в чертовски сексуальном партнере.
Я вдыхаю, слегка склоняя голову перед Габриэлем.
— Иди к сцене. Я встречу тебя там. У тебя это есть, — шепчет он, и холодок пробегает по моей спине. Моя грудь сжимается, и из моего тела течет кровь.
Я подчиняюсь. Даже это борьба, из-за которой я чувствую себя слабой. Как будто я отдаю часть себя. Я отказываюсь оглядываться назад и не понимаю, куда идет Габриэль, но добираюсь до лестницы. Вверх один, затем два, три. На саму сцену.
Внутри меня нарастает крик, потеря слишком многих вещей в моей жизни растет, пока не становится слишком большой, чтобы я могла ее вместить. Если я позволю этому ускользнуть, если я начну рыдать, как банши, тогда наша сегодняшняя фарса закончится, не успев начаться.