Любовь после никогда (ЛП)

Тепло его тела проникает в меня, и я использую его, чтобы согреть свое.

Стены, которые я держала между нами, ничего не сделали, кроме как помогли мне оставаться в безопасности. Помогали мне быть на шаг впереди от еще большего горя, потому что, когда вы впускаете людей, они покидают вас. Это так просто. Смерть рано или поздно забирает каждого, но для людей в моей жизни, друзей или семьи, смерть приходит гораздо раньше.

Габриэль становится единственным, что я чувствую и знаю, пока жду. Якорь жизни, когда я просто хочу… уплыть.

— Тебе не обязательно здесь оставаться, — наконец удается сказать мне. — Я уверена, что у тебя есть места, где можно побывать, и люди, которых можно убить.

— Я там, где хочу быть, — отвечает он.

Я издала дрожащий смешок, прежде чем спросить: — Что такого в больницах, что делает их такими чертовски ужасными?

Так странно наблюдать, как он поворачивается ко мне, физически видеть изменения в нем, когда он снимает свою броню. Его плечи чуть-чуть сдвигаются вперед, мышцы расслабляются, и холодная дымка его нейтрального выражения лица начинает таять, когда он балансирует локтями на коленях.

Он до сих пор не прикоснулся ко мне.

— Вот как тяжело они борются с неизбежным. Иллюзия, что есть какой-то контроль над тем, что происходит.

— Мой отец был эмоционально жестоким засранцем, когда пил, — рассказать эту историю не так сложно, как я всегда представляла. Хуже всего то, что я наполовину задаюсь вопросом, что Габриэль подумает обо мне, когда я это выложу. — Он ни разу и пальцем меня не тронул, после того, что случилось с мамой, но… времена были тяжелые. И он уже никогда не был прежним, когда моя мама покончила с собой. Я не виню его. Кто сможет вернуться после такого? Тем более, что ее разум раскололся после изнасилования.

Габриэль напрягается при этих словах.

И все же, продолжая рассказ, мы оба расслабляемся, хотя напряжение так и не утихает полностью.

Отвлечение.

Вот и все.

— Он не был плохим парнем, по-своему. Теперь я думаю, что папа знал, что что-то не так в ту ночь, когда его убили. Он не хотел, чтобы я в это вмешивалась, и заставил меня сосчитать до ста, пока я ждала его возвращения. Сказал мне оставаться на месте, и он меня найдет. Сто превратилось в две, затем в три. В конце концов я не подчинилась ему, пошла в магазин и… нашла его.

Эта сцена вспыхивает в моей памяти настолько сильно, что оставляет во рту горький привкус. — Я украла зажигалку до того, как приехали копы, — заканчиваю я.

— Конечно, ты это сделала, — в его голосе нет осуждения.

Мне нравится разговаривать с ним, не подвергая себя цензуре. Так что, возможно, он не так уж и плох в этом вопросе комфорта. Не так, как он говорит себе.

Я храню всю эту новую информацию о нем, чтобы просмотреть ее позже.

Хотя это не так уж и важно.

Как только это дело будет раскрыто, мы разойдемся.

Возможно, однажды мне даже придется арестовать его.

Но он уйдет, и я тоже.

— А ты? — спрашиваю я.

Его глаза светятся. — Ты меня не исследовала? Думаю, тебе захочется узнать все о папочке Торе.

Я, конечно, провела несколько поисков, но хочу услышать, как он расскажет мне сам. Из его уст и его опыта, а не скудной информации, собранной об этом убийце кем-то другим.

— Отвлеки меня, — прошу я.

Я та, кто прикасается к нему первой, кто перестает подавлять желание положить руку на его предплечье.

— Я вырос в кругах наркоторговцев, — он наклоняется и понижает голос, чтобы никто его не услышал, хотя нас здесь только двое. — Не здесь, в Джерси, а в Нью-Йорке. Я не знал своего отца. Какой-то наркоман. Мама работала не покладая рук, чтобы обеспечить еду на стол, и когда я увидел этих контрабандистов, всю власть и деньги, которые приносит торговля… Я захотел этого, — его губы дергаются. — Пообещай мне, что не возьмешь меня за это признание, детектив. Все это должно быть не для протокола.

Я прижимаюсь к нему сильнее. — Ты знаешь, что это так.

Через несколько секунд его массивная рука накрывает мою, и наши пальцы переплетаются. Мне следует убрать руку. Мне следует перейти в противоположную сторону комнаты подальше от этого убийцы.

Я действительно не хочу.

Это глупо, что мы доверяем друг другу. И все же он сидит там, позволяя мне прижаться к нему, в то время как мы оба отрываем рубцовую ткань и обнажаем раны. Такие раны никогда не заживают.

Его рука чертовски приятна на моей.

— Я стал больше участвовать в наркобизнесе, — признается Габриэль. — Начинал с малого, продавая марихуану и кокаин на улицах, но ненавидел это. Несмотря на мои связи на тот момент, мою мать загнали в угол и ограбили. Она отдала бандиту свое обручальное кольцо, а он все равно выстрелил ей в плечо, — презрение капает из каждого слога. — Она сделала то, что ей сказали, и все равно пострадала. Я сразу понял, что обаяние и уличная смекалка могут создать репутацию, благодаря которой вы сможете отплатить людям за вред, который они причиняют другим.

— Когда ты…