Любовь после никогда

В следующее мгновение безымянный Дом вытащил свой член и провел рукой вверх и вниз по всей длине своей массивной эрекции. Он отодвигает черные стринги в сторону, вытаскивает из них завернутый в фольгу презерватив и дюйм за дюймом соблазнительно сдвигает его по своей длине. Зрители коллективно затаили дыхание, наблюдая, как он скользит своим членом по капающей щели женщины, особенно по выпуклой головке этого уже твердого члена, прежде чем он засунул его в покорную, задыхающуюся перед ним женщину.

Никакой настоящей прелюдии и никаких предупреждений.

Он обхватывает ее за талию и сдвигает их обоих так, чтобы их бока были обращены к публике, и мы могли наблюдать за каждым медленным толчком. Каждый карающий толчок бедер Дома, когда он снова входит в нее.

Снова.

Снова.

На сцене есть стулья для большей игры, и у кроткой женщины нет другого выбора, кроме как держаться за спинку одного из них, пока Дом накачивается на нее, достаточно сильно, чтобы ее глаза закатились от удовольствия.

Именно поэтому сегодня здесь полно людей.

Он причина, по которой так много людей прекратили свои выступления, чтобы посмотреть, как он трахается. Он вырывается из женщины так, что в ее киске остается только его головка, прежде чем броситься вперед и заставить ее вскрикнуть. Резкий звук чистого удовольствия и чувств эхом раздается в моих ушах, и Дом папочка тянется, чтобы отшлепать ее по заднице. Ее сиськи. Он сжимает ее соски, и ее стоны становятся пронзительными.

Он протягивает руку, помещает указательные пальцы в уголки ее рта и крепко держит ее, как удила в уздечке, в то время как он скользит в ее канал и выходит из него. Время вокруг нас замедляется, и секунды измеряются в каждом резком вдохе мужчины, в каждом похотливом рыдании женщины, над которой он работает.

Я не могу отвести взгляд и не могу заставить свой разум работать так, как мне нужно.

Боги, это горячо.

Есть что-то в том, как он двигается, как он наклоняет бедра и работает с ее телом, не оставляя сомнений в своем контроле. Над ней и ситуацией.

Этот мужчина… что-то особенное, и я вижу это даже с раздражением. Он худощавый и мускулистый, с густой темной бородкой, которая придает ему вид синяка, дополняет сценический образ, который, как мне кажется, является не творением, а его настоящим «я».

Его бутылочно-зеленые глаза кажутся ледяными, но уверенными, когда он окидывает ими толпу.

Он меня бесит.

Внутри меня разочарование переплетается с желанием.

Не по какой-то конкретной причине, кроме высокомерия, прилипшего к нему так же сильно, как и его пот. Он тот, кто заработал репутацию, основанную на внешности и эго. Конечно, у него большая голова в обоих случаях.

У него грубая сексуальная привлекательность, но не более того.

Ага, высокомерный придурок, который знает, что хорошо обращается со своим телом.

Может быть, он и хорош, но он из тех парней, которые меня раздражают мужскими Домами в целом.

Чернила вспыхивают на его спине, когда он поворачивается, чтобы дать зрителям возможность лучше рассмотреть его задницу и киску, в которую он трахается. Мое сердце замерло в груди, дыхание перехватило, а глаза расширились.

Есть еще татуировки. Яркие черные линии рисунка пересекали мышцы его плеч и позвоночника.

Но это тот же дизайн, что и у моей зажигалки.

Вплоть до мельчайших деталей.

Его татуировка представляет собой горящего феникса, те же парные мечи с навершиями из белой розы и стилизованным синим пламенем.

Трахни меня.

Этот человек с волшебным петухом имеет какое-то отношение к убийству моего отца.

Грохот клубной музыки точно соответствует темпу выступления Дома на сцене, и пока девушка кричит, кончая ему на член, я устремляюсь к сцене. Не обращая внимания на то, как Тейни называет мое имя.

Я поднимаюсь по ступенькам, прячусь за занавесками у края сцены, когда крысиный ублюдок выбегает, свидетельство удовольствия женщины размазано по всему презервативу, и уходит, как будто он только что выиграл какой-то приз. Оставив ее одну и дрожащую.

Публика сходит с ума, но он игнорирует это, уходя со сцены. Он не видит меня там, когда я хватаю его за локоть и дергаю к открытой двери за занавесками, небольшой раздевалке, которой девочки могут воспользоваться, когда им нужно передохнуть или уединиться.

— Ты, — его имя не важно. Есть татуировка и его связь — какой бы она ни была — с моим отцом. — Мне нужно с тобой поговорить.

Он смотрит на меня сверху вниз и, поддерживая зрительный контакт, тянется к приставному столику, чтобы взять полотенце, и проводит им по лицу. Повернулся так, что его полумачтовый член, все еще завернутый в презерватив, покачивался прямо передо мной. Как будто он хочет, чтобы я на это потаращилась.

Сдерживая рычание, я скрежетаю зубами и продолжаю удерживать его противоположную руку. Я заставляю себя пристально смотреть на его лицо и изумрудные глаза, все еще блестящие последними намеками на удовольствие и темным светом, кричащим о вызове.

Жаль, что я не принесла свой значок.

Мне бы хотелось иметь пистолет.

Мой желудок лениво дергается под тяжестью его взгляда.