Любовь? Пожалуйста!

Ее платье в танце – как белая грива. Мы впервые танцуем на виду… Вообще впервые. На собственной свадьбе, на глазах у всех, кто любуется нашим счастьем. Вообще, все, что с нами происходит, происходит впервые. Мы, действительно, нежная пара, донельзя нежная и не стыдимся показать это гостям. Жених и невеста, жених и невеста… Сказочные слова. Я не только жених, я еще и царь. Потому-то так весело искрится вино и курится фимиам. И народ мой весел – я хороший царь. Много музыки, смеха, слез… Слез умиления. Я, правда, искренне огорчен, что не явился наш юный друг, который без ума от Юли. Его любовь к ней чиста и безмерна, но я не в силах ему помочь: Юля – моя. Моя невеста и теперь жена. Царица. Это признает каждый, кто может видеть. Даже немые обретают дар речи, глядя на нее. Мы танцуем, все еще длится ночь, мы танцуем… Сколько прошло времени с начала этого пира, я не знаю. Когда Юля рядом, время останавливается. Или слишком быстро бежит? Не пойму! По-разному!.. Наверное, бешено мчится! Мне не жалко времени, которое я трачу на Юлю: я ведь не трачу его – я люблю! К утру, конечно, мы выбиваемся из сил, и с первыми лучами солнца я уношу ее в наши покои. На руках. Царицу. Под восторженные крики гостей. Даже первосвященник, хлопая в ладоши, завидует мне. Я вижу, как зависть сочится из его мудрых прищуренных черных глаз тихим светом воспоминаний. А кто не завидует? Таких не сыщешь, призвав на помощь даже солнце, которое вот уже пятый день подряд, засыпая, провожает нас в ночь любви. Пятый? Или шестой? Наш дворец гремит гостями, кубками, смехом… Даже пес устал веселиться.

Итак, свадьба! Она остается за дверями, которые слуги плотно прикрывают, как только мы с Юлей (она у меня на руках), проскальзываем в наши покои. Одна дверь, другая, третья… Я только подмигиваю слугам, улыбаясь, и они подмигивают мне в ответ, прыская игривым смешком. И, пока дверь еще не прикрыта, провожают нас завистливыми, я знаю, добродушными взглядами. Я чувствую это кожей спины, а Юля, вручив мне славную легкую тяжесть своего тела, обвив причудливой лозой своих ласковых рук мою шею, тянется к моим губам с поцелуем. Я целую ее, целую, целую и, целуя, укладываю на наше брачное ложе, целуя и целуя. И теперь только мы на всем свете, только мы, двое, одни, царь с царицей, супруги, любовники…

– Ах, мое ожерелье…

– Я подарю тебе новое…

Больше ничего не слышно. Слышно только, как неторопливо распускаются лилии… Уединившись в глубине покоев, в тайне за закрытыми дверями, сбежав от собственного народа и позолоты всеобщего торжества, мы любим друг друга, ликуя и паря над миром, любовники божьей милостью… Потом я ладонью смахиваю все жемчужины на пол и они, прыгая и звеня, и смеясь, рассыпаются по полу.

– Что это? – засыпая, спрашивает Юля.

– Рассыпались звезды…

– Правда?..

– Спи…

Проходит неделя. Я вижу это по улыбающемуся рогу луны, который бесцеремонно заглядывает в наши покои, чтобы напомнить, что время не остановилось. А что нужно куда-то спешить? Еще чего! Свадьба на то и свадьба, чтобы сделать передышку в марше по жизни, думаю я, приподнявшись на локте и целуя атласное плечико. Ах, эти плечи царицы! Сколько свели они в гроб красивых мужчин?! Господи, как же она прекрасна! Золотой рог это тоже понимает и прячется в облачко, чтобы не будить нашу тайну. Юленька еще спит, что ей снится? Мне тоже не хочется ее будить, но люди уже встревожены. Я слышу, как за окном не поют песен, как не льется в кружки вино, не бьется посуда. Нет музыки! И это на царской свадьбе?! Юленька, пора, моя дорогая, показаться народу. Уж если ты стала царицей… Где же твоя фата?

– Почему ты не спишь?

Даже звуки флейты не могут сравниться с ее голосом.

– Родная моя, – произношу я, – здравствуй!

А она вдруг вскакивает, как крик, резко сдергивает с меня тень простынного шелка и, разрушив мои мысли о народе, набрасывается на меня, как львица, нежная кошечка, чтобы снова и снова терзать мою отдохнувшую плоть.

– Слушай, Юленька, – пытаюсь я утихомирить ее порыв, – там люди…

Ей нет дела до людей. Новый поцелуй запечатывает мне рот, и слышны только ее стоны и шумное горячее дыхание, иногда скрип жемчужных зубов и тревожный шепот испуганных простыней…

Это – чудесно! Как сотворение мира!

Потом – тишина.

Синий бархат неба усеян звездами, мир спокоен и тих, но ароматом тревоги уже повеяло с улицы. Видимо, нравы моего дома смущают народ. Нужно вставать и идти. Это – царское дело. Выглянуть в окно? Я набрасываю на себя что-то из своих золотистых одежд, подхожу к окну и машу рукой. И этого приветственного знака достаточно, чтобы снова грохнула музыка. Посходили с ума барабаны, снопы синих искр растерзали мрак сумерек. Свадьба, свадьба! Снова пир горой, продолжается счастье…

– Что случилось, – всполошилась Юленька, подойдя к окну, – что там?

Там – жизнь.

– Так много людей!

– Вся страна…

– Ладно, – произносит она, – идем к ним. Где мои сандалии?