Любовь правил не соблюдает (СИ)

Иных недостатков за почти круглый год, минувший с момента ее прибытия в Облачные Глубины, она не заметила — и оттого становилось еще любопытнее. Быть может, господин Лань вообще любит не женщин? Однако подобное предположение выглядело чересчур неуместным и даже унизительным.

Мэн Ши не ожидала ответа. Куда больше она опасалась отповеди. В голове услужливо всплыли правила, запрещающие праздные разговоры, излишнее любопытство и попытки влезть в чужую личную жизнь.

Однако Лань Цижэнь, слегка сбившись с шага, внезапно все же ответил.

— Я никогда не был влюблен, — произнес он глухо, глядя куда-то прямо перед собой.

Мэн Ши взглянула на него с удивлением. Разум велел ей удовлетвориться тем, что ее не отругали за бестактность и заодно за нарушение правил, но любопытство все же взяло верх.

— Я думала, — осторожно продолжила Мэн Ши расспрос, — что в знатных семьях это вопрос политики? Союзы, альянсы, дипломатия…

— Зачастую — да, — снова ответил Лань Цижэнь. — У большинства. Но семья Лань испокон веков придерживалась иных взглядов. Мы выбираем спутников жизни по велению сердца — и при этом раз и навсегда.

— А по вам и не скажешь, что вы такие романтики, — не сумела сдержать улыбки Мэн Ши. Лань Цижэнь наконец-то соизволил бросить на нее взгляд, и взгляд этот оказался настолько мрачным, что она поспешила добавить: — Я хотела сказать, что ваши строгие правила и траурные одежды как-то… противоречат самому понятию «романтика».

— В любом случае, — господин Лань отвернулся, вновь усиленно заинтересовавшись чем-то на горизонте, — я никогда не считал женитьбу удачной идеей. У меня были племянники, наставничество и дела ордена — какая женщина пожелает делить мужа со всем этим?

— Зато у племянников могла бы быть тетя, — осмелев, продолжила ходить по краю Мэн Ши.

— Кто бы захотел чужих детей? — парировал Лань Цижэнь, и Мэн Ши показалось, что его плечи в какой-то момент будто бы заострились. — Это было бы нечестно как по отношению к ним, так и по отношению к ней. Не представляю, что кому-либо мог бы дать брак со мною.

Это прозвучало как-то ужасно неправильно.

С тех пор, как Мэн Ши исполнилось семнадцать лет, у нее лишь все отбирали, начиная со свободы и заканчивая телом. Даже сыну она, пусть и добровольно, отдавала себя настолько, насколько могла. Поэтому за двадцать лет Мэн Ши совершенно отвыкла от мысли, что мужчина в принципе может хоть что-нибудь дать: обычно они только забирали.

Впрочем, одернула она себя, такая мысль была не совсем справедливой. Ее А-Яо и глава Лань все-таки дали ей свободу, а глава Цзинь, пусть и не думая об этом, дал ей, собственно, самого сына.

— А вы сами были влюблены? — словно в созвучие ее мыслям прозвучал вдруг внезапный вопрос. Внезапный — и странный, учитывая, кто его задал.

Судя по тому, как господин Лань запнулся на ровном месте, он и сам не ожидал от себя ни подобной разговорчивости, ни подобной… любознательности. Однако вопрос все же прозвучал и теперь висел между ними, едва ли не вымещая собой воздух, так необходимый для дыхания.

В ивовом доме от мыслей о любви излечивались быстро. Трудно думать о мужчинах в романтическом плане, когда они заплатили за секс с тобой. От мечтаний о том, что кто-то из них все же влюбится и заберет в свой дом, отучали и вовсе специально: престижному и элитному ивовому дому не нужны были скандалы с обиженными женами. Девушки должны были знать свое место.

Мэн Ши позволила себе все-таки мечтать о положении наложницы лишь потому, что верила: отец-заклинатель не может бросить своего сына, наделенного тем же даром. Потом, став старше и оказавшись смещенной в ивовый дом попроще, она даже мысленно отказалась от положения для себя, сохраняя надежду лишь для сына.

И ни мгновения ей не хотелось стать наложницей главы Цзинь из-за любви к нему. Да, тот был весьма неплох в постели, а еще — очень привлекательным мужчиной, но к любви это все не имело никакого отношения.

Пока Мэн Ши думала, как ей ответить, Лань Цижэнь заговорил сам.

— Это был крайне неуместный вопрос, — произнес он так сухо, будто это от него ждали ответа. — Особенно по отношению к матери.

— Я люблю своего сына, — почти одновременно с его последними словами выпалила Мэн Ши.

Она ровно мгновение радовалась, что нашла удачный ответ, пока не сообразила, что тот может быть истолкован превратно. Мэн Ши обернулась к Лань Цижэню, широко распахнув глаза, и выпалила торопливо:

— Я имею в виду…

— Я понял, — ей показалось, или он, внезапно успокоившись, слегка улыбнулся? — Вы хорошая мать, госпожа Мэн.

Казалось бы, столь неловкие темы должны были возвести между ними дополнительные стены, однако оба они продолжили свой путь хоть и в молчании, но без тени тревоги или досады. Словно каждый из них произнес то, что принесло успокоение.

========== Глава восьмая, в которой Лань Цижэнь слишком много думает и слишком поздно действует ==========