Она принялась расчесывать волосы с таким ожесточением, что больно оцарапала себе кожу на голове. Если у нее есть хоть капля смелости, она не наденет это платье. Можно солгать, сказать, например, что оно ей велико. Энн сердито рванула щеткой по волосам. Впрочем, лгать вовсе ни к чему. Разве нельзя сказать правду, объяснить, что платье ей не нравится, что оно ей не к лицу? Она положила щетку на туалетный столик и внимательно посмотрела в зеркало. Как же она запуталась! Скорее всего она преспокойно наденет это платье. Хотя бы из любви к Алексу! Но в глубине души она знала, что главная причина в другом: как и все, она его боялась.
В дверь постучал стюард и сказал, что в салон поданы напитки. Энн думала, что на яхте она одна, но в салоне ее встретили Ариадна и целый сонм тетушек и кузин. За исключением команды, мужчин на борту не было.
Как только она вошла, женщины возбужденно окружили ее, суетясь, как куры вокруг единственного цыпленка. Они шутили, произносили целые монологи, обращенные к ней, напевали какие-то куплеты. И все это по-гречески, причем так, будто свои реплики они выучили заранее. За столом они сами выбирали для нее кушанья. Энн казалось, что она участвует в каком-то древнем, непонятном для нее ритуале.
Она добродушно позволила женщинам играть с собой. Вскоре загадочные обряды закончились и едой занялись всерьез. Вот тогда Энн и начала испытывать опасения.
Позже она не могла вспомнить, кто из женщин первый заговорил о девственности. Кажется, Ариадна, но эту тему дружно подхватили все присутствующие. Они оживленно рассказывали о дальних деревнях, где гости до сих пор собираются под окнами спальни новобрачных, ожидая появления простыни с кровавыми пятнами. В таких случаях, говорили они, затронута честь родни с обеих сторон. Были приведены многочисленные примеры кровной вражды, возникавшей, когда невеста оказывалась не девственницей. Случалось, уверяли дамы, что девушек, преждевременно утративших священный атрибут невинности, даже убивали. Энн никак не могла взять в толк, зачем об этих страшных происшествиях сообщают ей, вдове и матери взрослых детей.
Потом, развеселившись, женщины стали потчевать ее историями о хитроумных невестах, обманывающих незадачливых женихов. Оказывается, есть врачи, которые специализируются на восстановлении потерянной невинности. Упомянули и о трагической участи невест, чья единственная вина состояла в том, что они были родом из другой деревни и оказывались чужими в семье будущего мужа, — их убивали. Такие браки, как известно, обречены, они всегда кончаются несчастьем. Такое, правда, случается только в сельской местности, не забывали повторять тетки и кузины. Энн поразило, что мужчины в их рассказах неизменно выступали противниками женского пола. Мужчины не способны на верность, твердили дамы, они не изменяют разве только собственной матери. Говорили о страшной власти матриархата, которая, как думала Энн, совершенно нехарактерна для отношений между ней и ее детьми. Она начала понимать, что борьба за равноправие женщин велась в этих краях в течение многих столетий и отнюдь не походила на движение за женские права на Западе. Энн удивляло, что никто ни слова не сказал о любви, точно после брака ее уже не существовало.
Были затронуты и другие вопросы, но разговор неизменно возвращался к теме девственности, казалось, притягивавшей к себе этих женщин сильнее, чем любого мужчину. И все это время они улыбались Энн, были с ней любезны и ласковы. Ее недоумение все усиливалось.
Она вспомнила о красивом платье, висевшем у нее в каюте, подумала об Алексе и, нервно вертя бокал, согласилась выпить еще немного вина, надеясь с его помощью заглушить свои страхи и сомнения, которые, как она еще совсем недавно полагала, ей удалось преодолеть.
— Скажите, похожа я на Наду? — неожиданно для себя спросила Энн.
Веселое щебетание сразу оборвалось. Лица дам явно выражали неодобрение, некоторые из них издали странный звук, будто втягивали в себя воздух, другие перекрестились, а одна кузина расплескала вино.
— Ну так как, похожа я на нее или нет? — повторила Энн, глядя в упор на родственниц Алекса.
Те дружно повернулись к Ариадне.
— Не следовало тебе сегодня упоминать имя Нады, — проговорила та. Лицо ее застыло.
— Это не к добру! — воскликнула пожилая тетушка, ломая руки. — Так недолго и беду накликать!
— Я не суеверна и хочу знать, похожа ли я на Наду, — настаивала Энн. — Ответит мне кто-нибудь?
— Нисколько не похожа, — бесстрастно произнесла Ариадна. — Кому налить еще бренди?
Заговорили о чем-то другом. Энн чувствовала, что с нее довольно. Извинившись, она ушла к себе.