Любовь простит

Мэгги молчала, не зная, как вести себя дальше.

— В мире не так много людей, кто смог бы пережить то, что пережила ты, и начать все сначала, — медленно произнес Арчи, изменив тему разговора или, может быть, подыскивая другие интонации.

Мэгги подумала о долго тянущихся днях в опостылевших комнатах, о себе, боящейся собственной тени, и тряхнула головой. Но нет, мучительные воспоминания не отступали.

Прикосновения пальцев Арчи к ее волосам, теплый взгляд его карих глаз вызвали в ней ошеломляющую волну чувств. Его губы приоткрылись и приблизились к ее губам. Надо оттолкнуть его, следует что-то предпринять, думала Мэгги, но продолжала стоять, трепеща всем телом. Он хочет меня поцеловать… а дальше что?.. Нет, этого не должно случиться. Я не могу позволить себе даже чуть-чуть кому-либо довериться, потому что знаю жестокую цену своей доверчивости.

Но вот губы Арчи прижались к ее губам, она ощутила их вкус, тоскуя по чему-то большему, в то время как сознание Мэгги фиксировало пропасть между ней и этим мужчиной. Ему не нужен дом, семейный очаг. Выполняя то одно, то другое задание, он живет на чемоданах. А Мэгги страстно, с почти фанатичным отчаянием, желала стабильности. Он верил в силу и справедливость закона, в систему правосудия, а Мэгги испытала на собственной шкуре ее лицемерную лживость и ни на йоту не доверяла Фемиде.

Но, несмотря на горькие мысли, Мэгги не могла сдержать гулкие удары своего сердца, унять дрожь в пальцах, удержать свое тело, льнувшее к Арчи.

— Ах, Мэг, — пробормотал он.

Его голос был печальным, и ей захотелось плакать.

Они не двигались еще несколько секунд, которые показались им долгими, словно сама жизнь. Мэгги не могла забыть короткого давнего объятия. Но сколько воды утекло с тех пор, когда она чувствовала себя тепло и уютно в руках, обнимавших ее и прижимавших к широкой сильной груди? Три года назад Арчи Браун обнял ее и поцеловал один-единственный раз.

Мэгги напряглась и слегка отодвинулась, не смея встретиться с Арчи взглядом. Она боялась снова потеряться в нежности его глаз, чувствовала себя растерянной и смущенной из-за того, что ее ярость уступила место смятению и ностальгии. Поцелуй Арчи всколыхнул в ней целую бурю чувств. Если один поцелуй мог сделать это, то что с нею будет, если она поднимет глаза и позволит этому мужчине увидеть в них неуемную жажду и страсть?

Собрав все силы и всю оставшуюся злость, она произнесла более резко, чем намеревалась:

— Я не та, что раньше.

— Я тоже не тот, — просто заметил Арчи.

Слишком просто, подумала Мэгги, рискнув посмотреть ему в лицо.

— Я уже не женат, — добавил он тихо.

Были ли эти слова объяснением сегодняшнего поцелуя или запоздалым извинением за первый? А может, Арчи, не лукавя, объявил, что при его холостяцком положении теперь все будет хорошо? Мэгги ничего не могла понять. Разведен Браун или вдовец, это только факт его биографии, а не причина, по которой можно позволять или не позволять целовать себя. Она горько улыбнулась.

— А я больше не жертва.

— Я заметил.

Он провел подушечкой большого пальца по ее щеке. Мэгги задрожала, в одно и то же время ей хотелось послать его к черту и умолять остаться с ней.

— Я не шучу, когда говорю, что та Мэгги, которую ты знал, умерла. Я действительно умерла три года назад. И, когда снова родилась, я поняла, что единственная вещь, которая имеет значение, это злость.

— Это не так, Мэг.

— Для меня так. Я изменилась…

Арчи медленно опустил руки, отступил на шаг и прислонился спиной к стене. При этом он так естественно смотрелся в ее кухне, что Мэгги хотела крикнуть: «Это только моя стена, только мой дом, моя жизнь и даже одиночество! Ты не должен входить сюда, смущать меня!» Но если бы она произнесла вслух эти слова, то выдала бы, что придает слишком большое значение их второму поцелую.

— Почему? — спросил Арчи, словно читая ее мысли. — Почему злость — единственная вещь, которая имеет значение?

Для него, еще ощущавшего сладкий вкус губ Мэгги, этот момент был непередаваемо мучительным. Ему так хотелось бы показать, как он восхищен ею и как жаждет снова поцеловать ее. Слова рвались не из его сознания, а из глубин души, которую он редко кому открывал. Причиной этого было не примитивное первобытное вожделение, а что-то гораздо более сложное.

Мне не следовало соглашаться на это назначение, никогда не следовало целовать, даже касаться этой женщины. Что-то есть в ней такое, что проникало в жилы, будоража кровь. Как лихорадка, подумал он, зная, что сам себя обманывает. Если бы любовь была сродни обычной лихорадке, люди не становились бы в очередь, чтобы подхватить ее.

Мэгги долго изучающе смотрела на него. О чем он спросил? Ах да, что-то насчет злости, которую она чувствует.

— Потому что это необходимость, — ответила она наконец.

— Необходимость — это просто жизнь, до тех пор пока сердце не остановится, — поучительно заметил Арчи.

Ее глаза сверкнули.

— А когда это будет, когда оно остановится? Три года назад ты сказал мне, что все скоро закончится. Когда же это произойдет?

Он не ответил, понимая, что это риторический вопрос.