Любовь против правил

— Доброй ночи, — ответила она.

Некоторые надежды — как сорная трава, их легко уничтожить, если как следует потянуть и дернуть. Другие же, напротив, как виноградная лоза, быстро растущие и цепкие, от них невозможно избавиться. Когда Милли снова открыла музыкальную шкатулку, одна в пустой гостиной, она начала понимать, что ее надежды относятся ко вторым.

Она никогда не перестанет надеяться. Ведь ничего другого не остается.

Последнее, что Милли ожидала увидеть, был ее муж на крыше дома, сдиравший черепицу наряду с рабочими, которых он нанял. Он был в старом твидовом костюме и шерстяной кепке. Она едва не приняла его за деревенского парня, пока кто-то не обратился к нему «милорд».

— Что вы делаете, лорд Фицхью?

— Руковожу людьми.

— Похоже, вы работаете вместе с ними, если глаза не обманывают меня.

Он бросил черепичину пожилому мужчине, тот передал ее другому, который, в свою очередь, столкнул ее вниз по длинному желобу, установленному под углом. В самом низу ее поймал один из двух ожидавших там мужчин и передал дальше по цепочке, где, пройдя еще через несколько рук, она была аккуратно уложена в штабель.

— Ваши глаза вас обманывают!

— Скорее всего! — крикнула она в ответ.

Аристократу не подобало выполнять грубую физическую работу. Но если как следует подумать, дни Фица в Итоне были плотно насыщены спортом — осенью и весной футбол и атлетика, летом крикет. Однообразие семейной жизни навевало на графа тоску, погружая в апатию. И снос северного крыла, помимо приятного удовлетворения от возможности в буквальном смысле разрушить дом, послуживший причиной крушения его жизни, давал выход нерастраченной энергии молодого человека.

Начавшиеся работы давали им тему для беседы за ужином. Правда, время таких бесед — единственное за весь день, которое они проводили вместе, — было достаточно коротким. Фиц не терпел продолжительных трапез — он до сих пор сохранял студенческие привычки в еде, и Милли трудно было за ним угнаться.

Именно во время разборки северного крыла Милли узнала о гнезде летучих мышей на чердаке, о плесени, разросшейся под штукатуркой, и о том, что старейший рабочий в команде, занимающейся сносом, в юности сражался на Крымской войне. Она же, в свою очередь, поведала мужу о своих планах построить собственную электростанцию, провести в дом электричество и заменить все водопроводные и канализационные трубы.

— Вы представить себе не можете, какие смывные бачки пытался мне продать один торговец в Лондоне. На них изображено лицо королевы.

Лорд Фицхью поперхнулся над жареным ягненком.

— И вы согласились?

— Нет, конечно. Я была в ужасе, но этот человек пытался уверить меня, что это вполне пристойно.

— Надеюсь, вы поступили правильно. Вполне одобряю…

Они посмотрели друг на друга и дружно расхохотались.

— Вот мы и нашли с вами общий язык, — подчеркнуто сказала она, все еще смеясь. — Наши новые удобства будут голубого цвета с белыми маргаритками.

Он снова поперхнулся.

— С маргаритками?

— Поверьте, я пыталась найти что-нибудь более подходящее для мужчин, — может, с изображением сцен охоты или драконов, — но, очевидно, ничего подобного не существует в природе.

— Маргаритки! — В голосе его все еще слышались веселые нотки. — Друзья поднимут меня на смех.

В первый раз он упомянул о возможности посещения их дома его друзьями. На мгновение ее воображение разыгралось, и она увидела переполненную гостиную, полную веселья и смеха. И в центре всего этого они двое, лорд и леди Фицхью. И кто-нибудь, подняв свой бокал, крикнет: «За наших замечательных хозяев!»

— Хорошо, что я никого сюда не приглашаю, — произнес реальный лорд Фицхью.

Милли склонилась к тарелке, чтобы он не заметил ее разочарования.

Она относилась к своему браку, только как к выгодному союзу, каким он и был в действительности. Но когда они объединялись ради общей цели, когда тайно сговорились скрыть секрет «ремонта» своего дома от остального света, когда он сидел за столом напротив нее и смеялся, просто невозможно было поверить, что они не единое целое.

Но пока что они только приводили в порядок дом.

И ничего больше.

Лорд Фицхью часто покидал Хенли-Парк. Большей частью он уезжал рано утром и возвращался к ночи — заезжал в Оксфорд повидать Хелену и лорда Гастингса, а затем навещал Венецию, чей дом располагался недалеко от университета. Но иногда он отсутствовал дольше.

Когда он сообщил Милли, что уезжает на неделю, она послала матери приглашение приехать и побыть с ней — ее отец возмутился бы их решением насчет северного крыла, но миссис Грейвз была вполне способна понять нежелание отягощать себя и своих наследников домом, который они не в состоянии содержать в должном порядке.

Миссис Грейвз по приезде испытала немалый шок, увидев лишь остов того, что было некогда северным крылом.

— Чье это было решение? — спросила она, открыв от удивления рот.

— Это было совместным решением, — ответила Милли с ноткой гордости в голосе. — Наши мнения полностью сошлись в этом вопросе.

Миссис Грейвз несколько минут изучала останки северного крыла. Затем улыбнулась и сжала руку Милли.