Любовь против правил

Если он любил ее, теперь было самое время ответить на ее признание. И он любил ее, без сомнения. Вопрос только в том, как сильно.

Он молча смотрел на нее. Глаза его, словно небо на рассвете, были полны тепла и обещания нового дня. Сердце Милли сладко замерло от этого безмолвного послания, исполненного надежды и желания. Ему не нужно было ничего говорить. Достаточно было бы поцелуя.

Но он не поцеловал ее. Напротив, он покинул ее и подошел к окну, сжимая пальцами виски.

— Вы должны были поставить меня в известность, — произнес он. — Еще много лет назад.

— Если бы мама была жива, возможно, она посоветовала бы мне действовать по-другому. — Она прикусила губу. — Я уверена, теперь вы понимаете, что мне невозможно оставаться замужем за вами, после того как вы заключили соглашение с миссис Энглвуд.

Фиц повернулся кругом.

— Милли…

Раздался стук в дверь. Вошел лакей, сообщивший Милли, что ее карета подана.

Когда дверь за лакеем закрылась, Милли подошла к окну.

— Последнее время вы много говорили о справедливости. Думаю, если вы выберете миссис Энглвуд, будет только справедливо отпустить меня, чтобы дать мне шанс вступить в настоящий брак и, возможно, со временем обрести семью.

— Милли…

— Я сказала все, что необходимо было сказать. Теперь мне нужно успеть на поезд. — Она поцеловала его в щеку. — Вы знаете, где меня найти.

Глава 19

Фиц никак не мог оторваться от фотографий.

Была ночь. Всего несколько часов оставалось до их с Изабелл визита в Дойлз-Грейндж, сельскую усадьбу, которую она предназначила для них двоих. Милли уехала больше суток назад, и ее отсутствие породило страшную пустоту в его душе.

Не считая ее поездки в Америку в начале года в качестве сопровождающей при Хелене, они никогда не расставались. Пока она отсутствовала, он писал ей почти ежедневно, пропуская по нескольку дней то тут, то там, не потому что ему этого хотелось, а потому что ему казалось не совсем приличным заваливать свою жену письмами.

И теперь он находился в ее комнатах, тоскуя по ней, чувствуя, будто вместе с ней от него отпала важная часть его существа.

Он поднял свою любимую фотографию с каминной полки и поднес ближе к глазам. Она была сделана прошлым летом. Похоже, фотограф, намеревался запечатлеть только Гастингса, сидевшего на одном конце кушетки с серьезным видом. Но у другого конца кушетки стояли Фиц и Милли.

Он мог бы поклясться, что они обсуждали всего лишь вечерние развлечения для своих друзей, но выглядело это гораздо более интимно. Они склонили головы друг к другу, на лицах — сосредоточенность и интерес. А его поза — с рукой, лежащей на спинке кушетки? На снимке казалось, будто он обнимает Милли за талию.

Она любила его. Она любила его все это время.

Каким же глупцом он был, раз не уразумел этого раньше.

Если бы он лучше понимал собственное сердце, то на вопрос Изабелл, не поздно ли вернуть хотя бы часть того, что они могли получить, он ответил бы иначе. Она была бы разочарована, но не убита. Теперь же, когда он пробудил ее надежды своим обещанием совместной жизни в будущем, она придет в ярость — и сердце ее будет разбито. На этот раз окончательно.

Ему невыносимо было снова разбить ее сердце.

Ему невыносимо было потерять Милли.

Милли сказала, что он всегда поступал правильно. Он ухватился за этот комплимент, как бедный рыбак за свою рваную сеть. Но существует ли правильное решение в данном случае? А если существует, как ему узнать какое? И как поступить?

Дойлз-Грейндж при первом же взгляде оказался приятной неожиданностью. Усадьбу отделяла от проселочной дороги живая изгородь из кустов рододендрона, усыпанных яркими пурпурными цветами.

Причудливые кованые железные ворота — виноградные лозы, обвивающие столбы, увенчанные виноградными листьями, — вели на усыпанную гравием подъездную дорогу, вдоль которой высились стройные сосны. Где-то неподалеку журчал ручей.

Дом был кирпичный, с просторными эркерами и остроконечными слуховыми окнами. Зеленый плющ взбирался на галерею. Внутри было светло и уютно, много книг и низкой мебели, обитой кремовой и желтоватой тканью.

Изабелл явно была очарована. Но, осматривая каждую комнату, она бросала неуверенные взгляды на Фица, оценивая его реакцию. Осмотрев все помещения, они вышли в сад. Розы уже увяли, но гвоздики и дельфиниум пышно цвели. Жужжали пчелы. Типичное английское лето — тепло, легкий ветерок доносит запах сена и растений в цвету.

— По-моему, идеальное место для спокойной жизни? — осторожно спросила Изабелл.

Внезапно его осенило, как следует правильно поступить. Чтобы сделать приятное Изабелл, ему пришлось бы солгать. А это не лучшее начало для совместной жизни. Она заслуживала совсем иного. Заслуживала мужчины, который жаждал бы разделить с ней и кров, и жизнь. В чьем сердце она навсегда оставалась бы первой и единственной.

Он не был таким мужчиной. И не был им уже долгое, слишком долгое время.

— Мне очень жаль, Изабелл, но я представляю себя где-то совсем в другом месте.

Уголки ее губ дрогнули.

— Вы имеете в виду, что хотели бы осмотреть другой дом?