– Дома, дома бабушка, – засуетилась мама. – Поедем, а то продует тебя.
Промозглый ленинградский февраль пробирал до самых костей. Чашка горячего чая была почти невероятным чудом.
Войдя в родительскую квартиру, Галя испугалась:
– Бабушка! – казалось, Дора Аркадьевна стала вдвое меньше, как будто съежилась.
– Ну вот, я и с правнуком, – бабушка всхлипнула и быстро скрылась в ванной.
– Мама, что случилось, что с бабушкой?
Зинаида Семеновна увела Галю на кухню, подвинула ей дымящуюся вкусным чайным духом чашку.
– Мама!
– Дедушку вчера похоронили. Только и успел порадоваться, что правнук. А на следующее утро просто не проснулся, и все. Мы хотели, чтобы она с нами хоть немного пожила – представь, каково там сейчас, в пустой квартире, – но она ни в какую, сама, говорит, справлюсь. Это только сегодня, чтобы тебя встретить, приехала.
Саша явился лишь через три дня. Взглянул на сына, одарил Галю дежурным поцелуем – и все покатилось по прежней колее.
Галя даже не пыталась наладить отношения – до того ли! Родители были заняты своими делами, бабушка приезжала редко, повторяя «мне нужно привыкнуть к одинокой жизни». Бесконечные пеленки, кормления, бессонные ночи отнимали все силы. Постоянно отключали горячую воду, так что стирка превращалась в подвиг. Да еще прогулки, хотя бы дважды в день. Ленинградская зима неласкова, но «свежий воздух ребенку необходим», и точка. Толкая коляску по ледяным буграм, Галя почти засыпала на каждом шаге, поминутно вздрагивая то от промозглого ветра, то от приступа сжимающего живот страха – а вдруг малыш простудится, а вдруг сосулька на нас упадет, а вдруг машина из подворотни. Страх за крошечное, полностью зависящее от нее существо сменялся раздражением – да где же эти радости материнства! – потом отупением. Когда Саша вспоминал, что он все-таки муж, Галя терпела его прикосновения через силу, ужасаясь собственной бесчувственности. Чужой, чужой, чужой. Все – чужие.
Даже отражение в зеркале было чужим. Крутясь как белка в колесе, уставая до беспамятства, Галя тем не менее поправлялась «как на дрожжах» и к апрелю едва влезала даже в «беременный» сарафан. Весна тоже ее не разбудила, тем более что выдалась она слякотная и холодная – не понять, май на дворе или ноябрь.
Приехав навестить правнука, Дора Аркадьевна в один миг поняла – внучку пора спасать.
– Вот что, – решительно сказала она, стараясь не замечать пустого взгляда Гали. – Заберу-ка я вас к себе. Я и с пеленками помогу, и погуляю с Димочкой. А то ведь крутишься одна целый день, скоро на стенку полезешь.
Галя безразлично покачала головой:
– На стенку не полезу – сил нет. Все черно-белое и холодное. Как будто меня зимой на кладбище забыли.
– И я тебя забыла, да? – вздохнула Дора Аркадьевна. – Ну ничего, все наладится. Димочка у тебя вон какой хорошенький: щечки розовые, глазки умные, волосики вьются – ангелочек! Пойдем чайку попьем, я твой любимый вишневый тортик привезла.
Галя вдруг всхлипнула.
– Ну-ну, поплачь немножко, все и пройдет, – Дора Аркадьевна заварила чай. – Попей вот, сразу очнешься.
Терпкий чайный вкус мешался со слезами, и Галя чувствовала, что с каждым глотком все внутри оживает. Как по волшебству. Что это она, в самом деле, похоронить себя вздумала?
Переселив к себе внучку с правнуком, Дора Аркадьевна серьезно поговорила с Сашей, и тот тоже будто опомнился: после занятий, нигде не задерживаясь, сразу ехал домой, гулял с сыном и был очень мягок с Галей. Решив по настоянию бабушки осенью вернуться в институт, она все лето посвятила тому, чтобы добиться прежней привлекательности. Дора Аркадьевна ласково, но строго следила за ее диетой:
– Не в булках счастье, дитя мое! Ты молодая мама, ты должна быть красивой. Муж у тебя вон какой!
– Да не нужен он мне вовсе! Только для соседей, чтоб не шушукались за спиной!
– Э-э, внученька, не зарекайся! Ты ведь и не стараешься Сашу заметить, точно и нет его.
– Его не заметишь, как же! Вон какой огромный, – пошутила Галя.
– Вот и замечай его почаще. Женщина для мужчины – как для машины свеча зажигания. Без нее с места не сдвинется. Искорка нужна. Я дедушку твоего всегда хвалила. Мусор вынес – ай, какой помощник! Картошки принес – вообще герой. Молока купил – какой умница, никогда ничего не забываешь. Хотя, конечно, что-нибудь он всегда забывал, да все они такие. А похвалишь – расцветет. Вот и старайся.
И Галя старалась. Втянулась в учебу – помогло то, что осенний семестр она проходила повторно и сама удивилась, что, оказывается, кое-что помнит. В общем, жизнь наконец покатилась ровно, без провалов: обычная студенческая семья с ребенком.
Черный коралл
– Конечная станция, ла-пуш-ка!
Галя с трудом открыла глаза. Необыкновенно смуглый мужчина в военно-морской форме тряс ее за плечо и белозубо улыбался: