Любовь решает всё сама

- Чего именно ты добиваешься, Джеймс? - спросила Мелоди рассерженно, потому что он загнал ее в угол.

- Я хочу переговорить с тобой.

- Ну, хорошо, говори, что у тебя там. Я голодна и хочу поесть, пока не наступило утро.

- Мы можем поужинать и в то же время поговорить.

- Ты меня не понял. Я тебя не приглашала отужинать. Я никого не ждала, сообщила Мелоди, предупреждая возражения, которые обязательно должны были последовать, - и мне нечем тебя угощать.

- Не беспокойся. Мы можем послать кого-нибудь в ресторан поблизости. Как ты смотришь на пиццу?

- Я не люблю пиццу.

- Слишком простое блюдо на твой изощренный вкус, разумеется. А как японская пища?

- Я собиралась поесть фасоли. На этот раз удивился Джеймс.

- Фасоли? - повторил он. - Ты имеешь в виду...

- Фасоль в томате на ломтике хлеба.

- Я люблю фасоль, - заявил он с чарующей улыбкой.

- Кто первый сказал: "Раз не можешь победить их, присоединяйся к ним"? задумалась Мелоди вслух и, так и не вспомнив, пожала плечами. - Тебе - открыть банку, а я сделаю бутерброды, - сказала она и помчалась в кухню, с некоторым удовлетворением отметив по пути, что Джеймс не спускал глаз с телефона, когда она проходила мимо.

Мелоди нарезала хлеб и уже варила шоколад, когда поняла, что Джеймс не очень-то преуспел с открыванием консервной банки.

- А что - все мужчины-левши такие неумелые, как ты? - не выдержала она, когда консервный нож в третий раз соскочил в сторону и банка покатилась по полу.

- Я не левша, - буркнул он и осторожно прикоснулся к своей правой руке.

- Джеймс! - Мелоди с огорчением заметила у него на пальцах содранную кожу и припухлость. - Что с тобой случилось?

- Ты не поверишь, я слишком сильно ткнул вчера рукой в твою дверь.

- Не поверю, - ответила она, наполняя чашку льдом из холодильника. Невозможно так изуродовать руку, стуча в дверь. Ты что-то скрываешь от меня?

- Я не совладал с собою. - Он взглянул на Мелоди из-под своих черных шелковых ресниц. - Я дал одному в морду.

- О Боже! Посмотри, что ты сделал со своей рукой.

На лице Джеймса появилось нечто среднее между улыбкой удовлетворения и болезненной гримасой.

- Ты бы видела того типа.

- А кто это? - спросила Мелоди, взяв его руку, чтобы поместить ее в ледяную ванну.

- Очень холодная, - заметил он.

Они стояли близко друг к другу. Мелоди решила, что в данной ситуации этого не избежать. Но почему ее всю трясло?

- Перестань жаловаться и отвечай на мой вопрос.

- Я влепил Хеллерману. Мелоди раскрыла рот.

- Ведущему на телевидении?

- Ему самому. Честно говоря, - поддразнил он Мелоди, - у Хеллермана челюсть отвалилась, почти как у тебя, но ему досталось похуже. - Джеймс снова пошевелил пальцами.. - Я бы дал ему еще, если бы его не выручили его прихлебатели.

- Насилие, - провозгласила Мелоди, - редко приносит пользу.

Тебе надо было бы это знать.

- Может быть, в вашем мире, миледи, - уточнил он, баюкая левой рукой распухшую правую. - Но там, где вырос я, дракой кончались многие разногласия, и, хотя обычно я не ратую за применение насилия, бывают моменты, когда хорошая зуботычина гораздо честнее, чем так называемые цивилизованные способы, которыми пользуешься ты.

Мелоди вновь погрузила его раненую руку в ледяную ванну.

- Тебе могут предъявить обвинение в нанесении телесных повреждений.

- Он меня спровоцировал.

- Дело кончится тем, что ты проведешь больше времени в залах суда, чем твой отец в больничной палате, при такой резвости.

Джеймс вновь вынул руку из ледяной ванны, вылил на этот раз содержимое чашки в раковину и отставил сосуд в сторону.

- Это одна из вещей, которые я хочу с тобой обговорить.

Если бы в этот момент Мелоди удержала язык за зубами! Но ей не хотелось напоминаний о причинах, которых было достаточно, чтобы взбеситься, чтобы ненавидеть его, чтобы вышвырнуть его вон из свое квартиры.

- Обратись к моему юристу, - сказала она высокомерно, принявшись за успевший остыть бутерброд.

Джеймс обошел стол и придвинулся так близко, что все тело Мелоди задрожало, ощущая его близость.

- Мелоди.

- Что?

- Посмотри на меня. - Он взял ее за плечи и повернул к себе. Мелоди все еще отказывалась смотреть ему в глаза. Тогда он сжал ее подбородок и приподнял ее лицо на уровень своего. - Я сожалею, что сделал тебе больно, - сказал Джеймс.

Она попыталась выжать из себя подобие улыбки призванной убедить его, что потребовалось бы горазд больше усилий, чтобы причинить ей боль. Однако из этой попытки ничего не вышло, и ее подбородок, все еще в нежном плену у Джеймса, опасно задрожал. Разумнее всего сейчас было бы отступить - пуст с потерями, пока она в состоянии это сделать но, кажется, она утратила всякую способность здраво рассуждать с той самой минуты, как Джеймс ворвался в ее жизнь.

- Я не знаю, о чем ты говоришь, - вывела он невероятно жалким голоском.