Любовь с Ангелами

- Учеба ему давалась легко. И почему-то, даже кхмерский язык пошел. Может от радости, а может от страха за мордобой, но учиться у него сразу заладилось. Не заладилось только в одном. Все никак не получалось ему с девушкой познакомиться. Зимой после первой сессии он никуда не поехал. Некуда было. А так, как у него и одежды зимней никакой, кроме формы не было, то и по музеям и по выставкам он так и ходил, все время по форме. Да, и к слову сказать, она эта форма, ему очень нравилась и подходила. Сказывались молодость и нахождение какое-то время на флоте. И вот в один из дней он познакомился с очень симпатичной девушкой в Лягушатнике. Так тогда называли кафе-мороженное на Невском, из-за зеленой обивки мебели и интерьера. Хоть и дорогое для него это было удовольствие, но он, все же, выкраивал немного денег. И в самые трескучие морозы, когда на улице просто было есть его страшно,  то он мог наслаждаться мороженным в этом кафе. А мороженое было славное. Вкусное. И вот он сидел в зеленом будуаре и, растягивая удовольствие, потихонечку тыкал маленькой ложечкой в горку чудесного мороженого с шоколадом, когда его оторвал от этого занятия приятный женский голос.

- К вам можно? У вас не занято? – Произнесла довольно рослая и очень симпатичная девушка.

-  К нам можно. – Неожиданно, именно так он ответил.

-  Простите. А вас сколько? Я вам не помешаю?

- Нет, нас, нет! Да, нет, не так! – Запутался он, как-то так и сразу, как только увидел ее удивительно красивые ножки из-под ее, такой коротенькой юбки. В которые, сразу же и почему-то, уперлись его глаза.

- Ну, морячок! Я что-то не поняла? Вас сколько?

- Нисколько - Сморозил он сдуру. И потом, приподнявшись, представился. – Гоша! Первый курс, институт военных переводчиков.

- Пардон! Мадмуазель! – И этот прононс у него проскочил просто великолепно.

- А вы? Вы, что же, француз? – Спросила его красавица, удивленно.

Вот так и познакомились.  Они уже сидели и просто болтали. Он о том, что учится, о том, что поступил, оторвавшись от корабля и прямо с Северного флота, а она о себе. О том, что учится в экономическом институте, на канале Грибоедова. И о том, что она тоже только что поступила и пока живет не в общежитии, а с девочками. Он тут же вызвался ее проводить, а она так легко согласилась.

 Желая произвести на нее впечатление, Гошка решил дать швейцару в гардеробе на чай, но очень сконфузился, когда тот не принял от него мелочь. А рубля ему просто было жаль отдавать, тем более что он только что получил переводом десять рублей, от своей бывшей учительницы французского языка, которой написал, что учится на военного переводчика. А для оправдания он, перед этим швейцаром, покрасовался с десяти рублевой купюрой в руках. По тем временам, хорошими деньгами. Его поступок не остался ей незамеченным. И как только они вышли на улицу, то она сразу же стала просить его зайти в Елисеевский магазин и скупиться по случаю ее дня рождения. А для убедительности сразу же прижалась к его шинели, опершись на его свободную руку. Гошка рассказывал потом, как он был очарован ей и ее непосредственностью. Поэтому он, сразу же согласился, и они пошли в сторону Елисеевского магазина. Но вместо еды она натолкала ему в сетку, которую брала с собой, сразу, же несколько бутылок вина и водки, заставив его расплатиться. А Гошка млел. Млел от того, что такая красивая и высокая девушка, сочень перспективными ногами, шагает рядом, и он готов ей помочь во всем. Говорил, что он обязательно ее проводит и донесет эту сетку с вином. Пусть она даже не беспокоиться.

Потом она его повела по каким-то подворотнями и проходным дворам. А потом он с ней там же целовался и чувствовал, как в нем неукротимой энергией закипает кровь в жилах и в том самом месте. И при следующем поцелуи он почувствовал, как ее ручка легко юркнула за полу шинели и прижала, эту его штучку. Он говорил, что чуть было, не выронил сетку при этом. А потом она весело пробежала вперед, обернулась и радостно позвала его. Сказала, что вот они и пришли. При этом она зашла в темный подъезд, а он за ней, следом.

Он не помнил потом, почему он так растянулся на этих ступеньках. Понял, что оскользнулся подошвами кожаных, военных ботинок, подкованных медными гвоздиками. Сразу же и с размахом повалился на этих сильно протертых, множеством ног и годами, очень скользкие ступеньки. Потом, даже не попытался подпрыгнуть, вскочить, когда под ним зашумела ароматная река от разбитых бутылок. Он, в первое мгновение, даже не сообразил, что поранился и что эта сильная боль в кисти, не от ушиба, а от сильных порезов бутылочными осколками.