Любовь с ароматом чая

– Просто приди на панихиду. Будь рядом.

Уходя, Кларри чувствовала, что после встречи с давним другом Уилла боль в сердце немного утихла. Это как будто приблизило к ней потерянного пасынка.

Последующее Рождество и День подарков почти не запомнились ей. Оцепеневшая, Кларри воспринимала окружающий мир словно сквозь пелену. Женщина понимала, что рядом с ней Лекси и Айна – убитую горем Долли они отпустили домой, – но то, что они ей говорили, не доходило до ее сознания. Джейред приготовил гороховый суп. Олив с Джеком привели детей, чтобы отвлечь ее. Только Джорджу и Джейн удалось пробиться сквозь кокон отчуждения, которым окружила себя Кларри.

– Почему вы грустите, тетя Кларри? – спросила Джейн, глядя на нее с любопытством.

– Потому что дядя Уилл теперь на Небесах, – ответил за нее Джордж. – Это вам. Мы сделали это для вас.

Мальчик вручил Кларри картинку: искусно сделанная из засушенных цветов и кусочков ткани фигура женщины скакала среди деревьев верхом на маленькой лошади.

– Это вы, тетя Кларри, – объяснил ей Джордж. – Я знаю, что у вас нет лошади, но мама говорит, что вы их любите.

– Я тоже хочу лошадь, – сказала Джейн. – Я хочу быть такой, как вы.

Растроганная, Кларри обняла их обоих, глядя на Олив с благодарностью.

– Тетя Кларри, вы опять плачете! – воскликнула Джейн. – Вам не понравилось?

– Мне очень понравилось, – ответила Кларри срывающимся голосом. – Спасибо, дорогие мои.

По ее щекам текли слезы.

На поминальной службе Кларри было кому поддержать. Кроме Олив и Джека пришли Лекси, Айна, Долли, Эдна и Джейред. Были также Джонни Уатсон и его родители. Рэйчел узнала о случившемся и тоже приехала отдать дань памяти покойнику. Давние подруги с волнением обнялись. Все сели рядом в переполненном людьми приделе собора, в то время как Берти, Вэрити и ее брат Клайв расположились в отдалении и лишь скупо кивнули Кларри в знак приветствия. Среди многочисленных посетителей были и люди в военной форме – однополчане Уилла.

Кларри пришло в голову, что здесь она может увидеть и Уэсли. Уилл несколько раз упоминал о нем в своих письмах, но с весны о нем уже не было ни слова. Скорее всего, Уэсли был переведен в другую часть и теперь благополучно вернулся в Лондон к своей жене.

Опустившись на колени, Кларри закрыла глаза, пытаясь вызвать в памяти образ Уилла с мальчишеской улыбкой на устах, но он не приходил. Началась панихида. Стиснувшая горло скорбь мешала присоединиться к общему пению. Затем последовали молитвы. Не приносящие облегчения слова возносились под купол гулкого каменного храма. После этого все уселись, и с задних рядов придела вышел мужчина в форме, чтобы произнести поминальную речь.

Он повернулся лицом к собравшимся, и сердце Кларри замерло – перед ними стоял Уэсли. Его волосы были коротко острижены, а лицо стало более худым, но в глазах по-прежнему горел огонек, когда он обвел присутствующих проницательным взглядом. У Кларри застучало в висках, когда он заговорил.

– До войны я был мало знаком с Уиллом Стоком. Для меня он был всего лишь младшим братом Берти, застенчивым, музыкально одаренным, не спортивным. Дружелюбным, но, пожалуй, чрезмерно мягким. По большей части он пребывал в тени своего старшего брата. Уилл не производил впечатления человека целеустремленного, способного добиться успеха в жизни. Он не проявлял желания заняться семейным бизнесом и, видимо, был вполне удовлетворен перспективой стать школьным учителем.

Уэсли печально улыбнулся.

– Должен признаться, я был немного обескуражен, когда узнал, что мы с Уиллом будем служить в одной роте. Я думал, что, поскольку я старше его и обладаю бóльшим жизненным опытом, я стану лидером и покровителем. Как же я ошибался!

Далее он поведал всем об отваге Уилла, о его доброте к впавшим в уныние товарищам, о неиссякаемом оптимизме и прекрасном чувстве юмора.

– Уилл почти никогда не молчал, – горько усмехнулся Уэсли. – Когда он не говорил с кем-нибудь о крикете, или о лошадях, или о музыке, он то насвистывал мелодии, то пел. То, что при нем не было музыкального инструмента, нисколько его не смущало. Уилл напоминал целый духовой оркестр или ансамбль и вселял надежду даже в тех, кто уже отчаялся. Я ни разу не слышал, чтобы он жаловался или о ком-то дурно отзывался. Бывало, что я выходил из себя перед подчиненными или погружался в депрессию. Это я порой сетовал на нашу участь. Уилл слушал и сочувствовал, а затем подбадривал и помогал мне избавиться от уныния.

Уэсли замолчал, и Кларри увидела, что он стиснул зубы.

– Мудрость Уилла не соответствовала его возрасту, – продолжил Уэсли. – Он проявлял больше здравого смысла и понимания, чем многие из тех, кто был старше его. При этом в нем было что-то мальчишеское, какая-то обезоруживающая вера в людей, в их доброе начало. Когда его спрашивали, как он умудряется не унывать среди этого ада, Уилл всегда говорил: «Я думаю о своем доме и о людях, которых люблю. Там настоящая жизнь. Там моя опора».

Уэсли оглядел слушающих его людей, на мгновение задержав взгляд на Кларри.