Любовь с ароматом чая

Кларри проснулась, когда забрезжил рассвет. Она была удивительно спокойна и совсем не чувствовала той злости, которая одолевала ее вчера вечером. Девушка вышла на свежий утренний воздух, закутавшись в одеяло.

Она размешивала кашу, когда за оградой раздались шаги, и вскоре во двор стремительно вошел Камаль.

– Мисс Кларисса! – закричал он. Его лицо исказилось от горя.

– Что случилось?

Кларри вскочила. Ее сердце тревожно забилось.

– Ваш отец…

Вдруг суровое лицо Камаля, заросшее бородой, сморщилось, как у ребенка. Он остановился и издал мучительный стон. Кларри окаменела.

– Нет, – выдохнула она. – Нет!

Не в силах пошевелиться, она смотрела, как слезы наполняют глаза кхансамы и катятся вниз по щекам. Скорбь Камаля сказала ей все без слов. Ее отец умер.

Глава пятая

Джон Белхэйвен был похоронен согласно завещанию: рядом со своей супругой Джейн на маленьком участке позади дома, а не на кладбище в Шиллонге, где хоронили всех выходцев из Британии. Его тело нашел Камаль, но не в кабинете, а в супружеской спальне. Джон лежал, свернувшись калачиком на покрытой плесенью кровати, в которой умерла его жена. Гарнизонный врач сказал, что его сердце отказало после многих лет малярии и горячки. Плантаторы редко доживали до пятидесяти пяти.

Кларри терзали воспоминания о жестоких словах – последних словах, которые Джон от нее услышал. Ее преследовало видение: отец, уползающий в свою старую спальню, словно раненое животное в нору. Скорбь Олив усиливала чувство вины.

– Ты убила нашего отца! – рыдала девочка. – Как ты могла сказать ему такое?!

Кларри даже не пыталась доказывать обратное, ведь в глубине души знала: это отчасти правда.

На похороны, которые провел священник из Шиллонга, пришло совсем мало людей. Были две монашки из монастыря и один чайный плантатор из Гувахати, с которым Джон рыбачил в лучшие времена.

Однако только через две недели после похорон среди плантаторов из более отдаленных районов распространился слух о его смерти, и начали приходить письма с соболезнованиями. Пришло короткое сообщение и от Харри Уилсона, но он не предпринял попыток нанести им визит. Из Оксфордского поместья не поступило никаких вестей. Кларри даже не знала, что чувствует по этому поводу – горечь или облегчение.

Они с Олив жили в состоянии неопределенности, нося траур и ожидая каких-то событий. Вскоре пришли письма из Калькуттского банка и от других кредиторов. Слова сочувствия соседствовали с настойчивым требованием продажи Белгури. Кларри вдруг отчетливо осознала: они могут быть выселены и будут скитаться по улицам Шиллонга или, еще хуже, Калькутты без пенни в кармане. Наверное, им придется просить монашек принять их к себе. Мысль о такой жизни повергала ее в уныние.

Отчужденность Олив также заставляла Кларри страдать. Младшая сестра почти не разговаривала с ней, казня за то, что Кларри оставила ее одну в ту ночь, когда умер их отец. Олив превратилась в несчастного, беспомощного ребенка. Она часами лежала в кровати и рыдала. Даже терпеливый Камаль был не в силах ее утешить.

Перебирая бумаги Джона, Кларри наткнулась на адрес его двоюродного брата Джейреда и написала ему письмо, извещая о смерти отца. Она уже подумывала о том, чтобы покинуть Индию и отправиться в эту неизвестную Англию, лежащую где-то далеко на севере. Джон с теплотой вспоминал о годах, проведенных на ферме в Нортумберленде, которая, правда, уже давно ему не принадлежала. Единственным из его родни, кто остался в живых, был его кузен Джейред, уехавший в Ньюкасл[12] в поисках работы. Джон пренебрежительно отзывался о двоюродном брате, содержавшем питейное заведение, но, вероятно, у Джейреда была более крепкая деловая хватка, чем у ее отца. Если ей удастся найти работу в Англии, она сможет содержать Олив до тех пор, пока та не станет совершеннолетней. Потом они могли бы вернуться домой, в Индию. Чем дольше Кларри думала об их положении, тем сильнее убеждалась в том, что им придется покинуть Ассам, чтобы выжить.

Хотя Кларри не получила ответа от Джейреда, она снова написала ему, спрашивая, сможет ли он помочь ей найти в Ньюкасле место экономки или компаньонки. Она сообщила своему незнакомому дяде, что хорошо шьет и готовит, а также умеет обращаться с прислугой и вести домашнее хозяйство. И много знает о чае.

Отправив второе письмо, Кларри начала сомневаться в том, правильно ли она поступила, ведь она почти ничего не знала о своем родственнике. Женат ли он? Есть ли у него дети? В конце концов, жив ли он вообще? Поскольку Джон не стремился поддерживать связь со своим кузеном и никогда никому не писал, если в том не было крайней необходимости, она ничего об этом не знала.

Когда через месяц пришел ответ на ее первое письмо, Кларри почувствовала облегчение, ведь на свете был кто-то, к кому они могли обратиться за помощью. Она рассказала об этом Олив.