Любовь с первой строчки (СИ)

Фантазирую, выстраиваю всевозможные варианты, версии. Мы встретимся на Василеостровской.. нет, почему-то упорно вижу себя на Горьковской. Мы встретимся, он подпишет мне книгу, я засыплю его вопросами, и получив удовлетворение, довольная и гордая своей смелостью, быть может слегка разочарованная, наконец успокоюсь.

Прежде чем я услышала по телефону знакомый голос -- прошел месяц или чуть больше. Михаил Михайлович коротко, по-деловому сообщил: через два дня состоится творческий вечер в заводской библиотеке, для оформления пропуска нужно иметь при себе паспорт. И добавил: "Встретимся в шесть у метро Горьковская на выходе".

- Но вот как узнаем друг друга? - спросил после небольшой паузы.

Я растерялась. Спотыкаясь, начала бормотать: "Невысокая, неяркая блондинка, в черном плаще..." Описывать свой облик всегда не просто, особенно если твоя внешность северной провинциалки бесцветна и размыта, как заснеженные сибирские равнины, не производит впечатления и не притягивает взгляд. Писатель оборвал: не важно! Тогда я придумала новый вариант: у меня в руках будет его книга.

- Ладно, как-нибудь узнаем друг друга - сухо ответил Чулаки и повесил трубку.

Стоял туманный октябрь, сырой, промозглый. "Идти или нет, идти или нет..." Когда в назначенное время я выходила из метро, мой вид был далеко не парадный. Накануне я изрядно простыла, из носа текло, меня знобило то ли от волнения, то ли от холода, мучили сомнения, а перепалка с мужем "ей бы только из дома бежать, все равно куда!" - повергла в состояние обреченности и уныния. "Идти или нет, идти или нет..." Но в груди по-прежнему ухало, и уханье это, и волнение, и будоражившие воображение мысли не могли так просто сойти на нет и угаснуть сами по себе, превратившись в ничто, потому ровно в 18-ноль-ноль я ждала моего кумира возле стеклянной шайбы станции Горьковская. Смеркалось, моросил мелкий дождик. Народ быстро сбегал по ступенькам вниз и растворялся в уличной толпе. Иногда меня задевали, толкали как бездушный манекен. Время растянулось, потом остановилось, и когда было готово обратиться вспять, в этот момент из метро вышел высокий мужчина. Кожаное пальто, кожаная кепка, бледное, непроницаемое лицо....

Остановился на верхней ступеньке, мельком взглянул на часы. Не сомневаясь и не рассуждая, я устремилась наверх.

- Здравствуйте!

Взмахнула книгой, которую держала в руке. Писатель взглянул на меня прищурившись, и я была поражена странностью этого взгляда. Глаза мне показались разными: один карий, а другой словно без зрачка. Отстраненное, холодное лицо не выражало абсолютно ничего, ни одной эмоции, ни тени любопытства, не лицо, но маска пришельца, даже не пытавшегося изображать обычного землянина.

Мы зашагали в сторону подземного перехода.

- Я представляла вас в очках, - пробормотала я, чтоб нарушить молчание.

- С очками покончено -- коротко ответил писатель.

Позже, несколько лет спустя я напомнила ему наш первый разговор, и Чулаки неуверенно ответил, что вероятно, в то время он носил контактные линзы.

А тогда мы продолжали молча шагать под моросящим ленинградским дождем вдоль мрачных кирпичных заводских стен. Сумрачный, словно из черно-белого кино, дождливый день, мутное серебро фонарей в мокром асфальте, глухие, высокие стены, и этот загадочный, далекий человек в кепке и плаще. Тогда мне показалось, что все это уже когда-то со мной происходило..

В проходной завода Азимут нас ждала интеллигентного вида дама, заведующая библиотекой, она, как и положено библиотекарям, куталась в пушистый шарф и судя по всему была простужена.

- Это Анечка, моя протеже -- представил меня Михаил Михайлович. Поднявшись на этаж или два выше, прошли в небольшую комнату с высокими окнами, заставленную столами и креслами. Радушные сотрудники предложили нам чай. Чулаки, взял чашку, и откинувшись на спинку дивана, закинув ногу на ногу, непринужденно беседовал с дамами, как с давними знакомыми. А я сидя на краешке стула, прислушивалась к звукам, доносившимся из соседнего зала, грохоту стульев, неравномерному гулу собравшихся на вечер читателей.

Прошли туда, и Михаил Михайлович занял почетное место за столом, на котором, как и полагалось, стоял графин с водой и стакан, я же забралась в дальний угол и затерялась среди слушателей.

Заведующая библиотекой представила Михаила Михайловича как известного ленинградского писателя, человека энциклопедических знаний, которому можно задавать вопросы на любые интересующие темы. К моему изумлению, читательская аудитория оказалась более подготовленной и осведомленной, чем я, и буквально засыпала его вопросами о "Теноре", о "Прекрасной земле", о "Приключенце". Я торопливо записывала в блокнот названия новых для меня произведений.

Чулаки сказал, что у него закончен роман о душевнобольных с Пряжки, и что этот роман, он надеется, в ближайшее время будет опубликован. Но для нас он принес другую повесть из которой прочтет отрывок.