Книга в очередной раз лежала поблизости. Я открыла ее на случайной странице и пробежала глазами эпизод о дыне. Главный герой приходит на Кузнечный рынок и с удовольствием разглядывает прилавки с разными недоступными ему деликатесами. Больше всего его поражает дыня, она выглядит чудом в морозный зимний день, в какой-то миг мелькает мысль купить!
В душе у доктора идет борьба. Он уже представляет, как удивит своим безумным поступком сына, ведь стоимость дыни - это все денежные сбережения, все, что удалось скопить за несколько лет работы, - и ... главный герой с досадой отказывается от этого чуда.
Готовясь ко дню рождения, я решила: куплю дыню, сколько бы она ни стоила!
На Кузнечном рынке действительно царило не зимнее, не виданное для того застойного времени изобилие. Не отвлекаясь на посторонние изыски и льстивые призывы смуглых продавцов, - торопливо шагала вдоль прилавков. Вот она, тяжелая, ароматная, в сеточку, "оплетенная как бутыль с вином, величаво-сонная", именно такая как описана в повести. Заплатив полуторамесячную зарплату медсестры, - уложила дыню в пакет, а чтоб не соблазнять понапрасну своих мужчин, поехала к подруге и оставила покупку у нее.
В назначенный день, 25 февраля отправилась во Дворец молодежи. Это довольно далеко от моего дома, в противоположном от Купчино конце города. Морозный, в искрящемся, белесом мареве день, встретил меня обжигающей стужей. Добираться пришлось с множеством пересадок Прибыла на место с опозданием совершенно окоченевшая, с потерявшими чувствительность, негнущимися пальцами, но больше всего я боялась за дыню.
В вестибюле Дворца Молодежи царили настоящие тропики -- гигантские пальмы тянули ввысь мохнатые стволы, толстые и сочные ветви экзотически вьющихся растений закрывали собой всю стену, которая была вовсе не стеной, но одним большим окном, пахло как осенью после дождя -- теплой, влажной землей и прелыми листьями. Разделась, отдышалась, и отправилась искать нужную комнату. Когда открыла заветную дверь, то оказалось, что творческий вечер был в разгаре. Извинилась, села на ближайший к входу стул, огляделась и наконец, увидела своего кумира в центре небольшого, похожего на школьный класс, зала. Может быть мне показалось, но на его лице промелькнула улыбка, и чувство удовлетворения отразилось за толстыми стеклами очков. Я, конечно, самонадеянно отнесла это на свой счет: хоть с опозданием, но я пришла, и пусть совсем немного, но он все-таки рад. Больше на меня никто не обратил внимания, и разговор, не прерываясь ни на минуту, продолжался.
Как обычно, Михаилу Михайловичу задавали разнообразные вопросы, иногда совершенно не связанные с литературой. Помню, один молодой человек, сидевший рядом со мной, с самоуверенным видом задал вопрос, как, наверное, ему казалось, очень дерзкий и необычный.
- Как вы относитесь к сексуальным меньшинствам? Ведь статистика говорит о том, что четверть населения имеет нетрадиционную сексуальную ориентацию, - спросил он с вызовом.
Михаил Михайлович ничуть не смущаясь, ответил:
- Бог с ними, с сексуальными меньшинствами, пусть живут сами по себе, вот если б они окружали меня, досаждали, это было бы неприятно.
Прислушавшись к неспешной беседе, я обнаружила, что многие из присутствующих обращались к моему кумиру запросто, по имени. Это резало слух. Очевидно, зал заполняли близкие, родственники и давние друзья писателя. Через час Чулаки пригласил всех в соседний зал, в кафе, перекусить и продолжить беседу за общим столом. Проходя по коридору, я поравнялась с Михаилом Михайловичем, поздравила его с днем рождения и вручила пакет с подарком. Он сразу с любопытством заглянул внутрь, пришлось пояснить:
- Ваш Иван Воинович в "Прекрасной Земле" так и не купил себе дыню, и я решила: пусть мечта Ивана Воиновича сбудется.
Из пакета между тем доносился легкий винный запах, и вскоре выяснилось, что дыня треснула и выдавала явные признаки брожения. Не успела я решить, что лучше, расплакаться или немедленно провалиться сквозь землю, как Михаил Михайлович торопливо начал меня утешать: