Любовь серого оттенка: тьма, обласканная светом

Наконец она скрещивает руки на груди и обращает на меня внимание, следит за тем, как я с разомкнутыми губами дышу прерывисто и смотрю на Джейн, на ее пяточки, которыми она бойко пинает воздух. Слава Богу, она жива и здорова!

— Отойди от нее. — Произношу сквозь зубы и вновь всасываю в себя кислород. Жена Нейта поднимает брови, удивляется, а потом резко начинает смеяться.

— Смотрю, ты понабралась силенок. Жаль, что они тебе все равно не пригодятся. Ты в ловушке, дорогая.

— О чем ты лепечешь, дрянь?

— А ты думаешь, почему тебя так легко сюда пустили? Мы всегда на шаг впереди тебя и твоего любимого ублюдка. Кстати, как он?

Она поднимает руки в воздух, смотрит на свои ногти, будто проверяет аккуратность маникюра. Такая будничная, спокойная, словно все у нее схвачено, и она хозяйка положения. Кое-как сдерживает улыбку, уголок губ лишь слегка дергается вверх в сучьей усмешке.

— Лучше, чем твой муженек. Кстати, тебе лучше проверить его голову, — я поднимаю палец к виску, — ему чего-то там не хватает. Знаешь, мозг частично вытек.

Ее стервозность растворяется, превращается в легкую дымку. Теперь она хватает ртом воздух и бледнеет.

— Да, мы прострели ему голову.

— Ты не посмела, — скалится она.

— Уверена? — Ступаю к ней, а она ко мне. Обе дьявольски злые. — Просто выгляни за дверь. Там как раз где-то его труп охлаждается.

— Я тебя уничтожу.

— Желающих так много, что уже и не сосчитать.

Я ожидала, что она нападет. Поэтому когда ее руки вцепились в мои плечи, и она начала толкать меня к стене, я выронила пистолет и вцепилась в ее белокурую голову. Запустила пальцы в волосы, наклонила ее и ударила коленом в переносицу. Я и без лишних выстрелов с ней справлюсь.

«Светлая» хватается за нос, делает шаг от меня и ноет от боли. А я улыбаюсь так широко, чтобы она видела мое превосходство на ней.

— Научилась драться и счастлива? — говорит она.

— Я не умею драться, просто ты еще хуже меня, зая.

Она вновь пытается напасть, действует наугад, но ей все-таки удается зарядить мне пощечину. Это отвлекает меня, она прижимает меня к стене и пинает в живот. Но мне не больно. Знала бы эта тварь, что такое настоящая боль, не махала бы сейчас своими кулачками и не позорилась. И мое издевательское выражение лица, мой смех и мое нежелание защищаться распыляет ее еще больше. Еще немного и у нее слюни начнут вылетать из рта от бешенства.

Когда она хочет нанести еще один удар по лицу, я ловлю ее руку за запястье и носком обуви ударяю под коленную чашечку, она сразу падает, и я валю ее окончательно на пол. Сажусь сверху, ударяю кулаком по лицу.

— Это все бесполезно, — кряхтит она, а я бью вновь. — Твою дочь не спасти, ты и себя то спасти не сможешь. Вы проиграете.

— Посмотрим. — Бью еще и еще, костяшки начинают слегка гореть. «Светлая» перестает брыкаться подо мной, но все еще находится в сознании.

— Ты даже не представляешь, какие планы на ту, что вы породили. Тебе это и в кошмарном сне не привидится.

— Заткнись, — хватают ее опухшее лицо пальцами за щеки и сжимаю со всей силы, из нее сразу вырывается всхлип. — Не смей говорить о моей дочери, не смей касаться ее, не смей даже думать о ней.

— Она видела меня больше непутевой мамочки. Интересно, вдруг она подумала, что я ее мама? Омерзительно! Быть матерью такого чудовища…

Сильнейшая ярость охватывает меня, застилает мне глаза, окрашивает все в красный. Я вспоминаю всех, кого потеряла, клетка в моей груди начинает вибрировать, рык застревает где-то в горле.

Я не хочу сдерживать это. Я устала, черт возьми, я не хладнокровная! Понимаю, что плачу, когда слезы стекают к ссадине на подбородке. Прости меня, тварь, но ты вскрыла замок, который держал в узде мои самые сильные эмоции.

Так и не приходя в себя, я пальцами стала вести по ее лбу, запустила их в волосы, позволила прядям течь струйками между ними, добралась до макушки и сжала кулак. Вместе с криком, который вырвался из моей груди, я подняла ее голову и с силой приложила ее об пол. И так несколько раз, пока в груди не стало пусто. Пока горячая кровь не перестала разбрызгиваться по артериям вместе с таинственным ядом, сводящим с ума.

Только тогда я поняла, что выплеск этих эмоций совсем не то, что мне может помочь. На негнущихся ногах я стояла над ней и смотрела, как лужа крови становится все больше, как ее белые волосы пачкаются в этом жутком красном цвете. И от ее смерти мне не становилось легче. Эффект был противоположным. Все что вырвалось из меня покорно вернулось обратно в клетку и набухло, увеличилось в размере. Держать себя в руках стало в разы сложнее. Если бы не цель, я бы сошла с ума, потому что это бы спасло.

Я вытерла руки об одежду, подняла пистолет и убрала его к себе. В ушах перестал кричать собственный голос, молящий о помощи и слабости, я услышала детский плач. Все остальное стало второстепенным, когда я подбежала к кроватке и увидела ее.

Ее круглое личико, маленький носик и пальчики, которые она держала возле рта, словно пыталась заглушить собственный плач.