Любовь, сила и справедливость. Онтологический анализ и применение к этике

Отношение равенства и справедливости зависит от силы бытия, которой обладает человек, и соответствующих этой силе внутренне присущих человеку требований. Эти требования могут определяться весьма различными способами. Например, человек может находиться на определенной ступени иерархической лестницы и ожидать справедливости, соответствующей этой ступени. Или может считаться уникальной и ни с кем не сравнимой личностью и ожидать индивидуальной справедливости, соответствующей его особой силе бытия. Или считаться носителем выдающегося разума и ожидать справедливости в соответствии со своей способностью разумно вести себя в разных обстоятельствах. Во всех этих случаях равенство имеет место, но это равенство не эгалитарное, а соответствующее обстоятельствам. В контексте этих рассуждений проблема свободы человека может решаться по-разному. Главное, чтобы человек рассматривался как мыслящая, принимающая решения и ответственная личность. Поэтому, говоря о принципе справедливости, быть может, лучше говорить не о равенстве, а об индивидуальности. Этот принцип заключается в требовании рассматривать каждую личность как личность. Справедливость всегда нарушается, если с людьми обращаются как с вещами. Это называлось «материализацией» (Verdinglichung) или «объективацией» (Vergegenständlichung). В любом случае это противоречит справедливости бытия, внутренне присущему каждой личности требованию, чтобы на нее смотрели как на личность. Это требование определяет отношение свободы к справедливости. Свобода может означать духовное превосходство личности над порабощающими условиями внешнего мира. Раб в понимании стоиков и раб в христианском понимании одинаковы в своей независимости от социальных условий, которые противоречат их внешней свободе, но необязательно вступают в конфликт с их духовной свободой, с их личностями и с требованием, чтобы их считали личностями. Стоик участвует в справедливости Вселенной и ее рациональной структуре; христианин ожидает справедливости Царства Божьего. Из социальной судьбы не вытекает порабощение личностного центра. Духовная свобода возможна даже «в цепях». В противовес этому идеалу неполитической духовной свободы либерализм стремится изменить порабощающие условия. Переход от одной идеи свободы к другой связан с пониманием того, что существуют социальные условия, не позволяющие достигнуть духовной свободы – либо никому из людей, либо огромному их большинству. Это было аргументом революционных анабаптистов[5] в период Реформации. Это было аргументом и многих социальных реформаторов на всех этапах развития христианства, а также гуманистических и религиозных социалистов нашего времени. Более того, это породило либеральную борьбу за политическую свободу. «Свобода» рассматривалась как неотъемлемый принцип справедливости, поскольку свобода политического и культурного самоопределения считалась неотъемлемым элементом личного существования. Рабство во всех его формах противоречит справедливости, даже если и хозяин, и раб могут участвовать в трансцендентной свободе. Эта либеральная доктрина справедливости в общей истории человечества является исключением, и в наше время ее влияние идет на убыль. Дает ли наш онтологический анализ ответ на проблему свободы в либеральном понимании? И существует ли ответ на предыдущий вопрос об аристократической и демократической идеях равенства в связи со справедливостью?

Ответ дается онтологией любви. Если справедливость – это форма воссоединения разделенного, она должна включать и разделение, без которого нет любви, и воссоединение, в котором любовь осуществляется. Вот почему к принципам равенства и свободы часто добавляется принцип братства, или солидарности, или, точнее, общности. Однако, исходя из формального определения справедливости, такое добавление следует отклонить. Потому что общность – это эмоциональный принцип, который не добавляет ничего существенного к рациональному понятию справедливости, но, напротив, подвергает опасности строгость определения. Решение всех этих взаимосвязанных проблем зависит от двух вопросов, которые будут рассмотрены ниже: о качествах справедливости и об отношении справедливости к силе и к любви.

Уровни справедливости

Мы упоминали несколько раз о справедливости распределения – идее, идущей от Аристотеля, который отличал справедливость распределения от справедливости возмездия. Чтобы рассмотреть это различие, необходимо взглянуть на него в более широком контексте, в котором возникает понятие разных уровней, или форм, справедливости.