Любовь срывает маски

— Черт вас возьми, Мина, — пробормотал он, зарывшись лицом в ее густые золотистые волосы и крепче прижимая к себе, — вы самая худшая из всех цыганок — лгунишка, которая пробралась прямо в мою душу, чтобы мучить меня, когда я меньше всего был готов к этому.

— Я никогда не причиню вам зла, — прошептала она с горечью. — Почему вам так необходимо подозревать меня во всяких мерзостях?

Низкий, глухой стон вырвался из его горла, пронзив ее неожиданной болью. Он резко отпустил девушку и, повернувшись к ней спиной, быстрым шагом подошел к камину. Некоторое время он молчал, вглядываясь в огонь, — суровый темный силуэт на фоне дрожащих языков пламени. Когда он заговорил, его голос звучал глухо:

— Потому, что ты пришла ко мне, окутанная темным плащом и ложью. Потому, что в тебе течет цыганская кровь. — Он замолчал. Она видела, как напряжены его плечи. — И еще потому, что ты знаешь моего проклятого дядю.

— Но вовсе не так, как вы думаете! — попыталась она возразить.

Но он не обратил никакого внимания на ее слова и, обернувшись, устремил на нее беспокойный, горящий взгляд, полный горькой муки.

— И еще потому, что ты — первая женщина, которая тронула мое сердце, с тех пор как моя мать была убита десять лет назад. И это беспокоит меня гораздо больше, чем все остальное.

Мина растерялась. Она не знала, что ответить, от этого неожиданного признания ей стало вдруг трудно дышать. Она вовсе не стремилась тронуть его сердце. И не было у нее намерения покорить или соблазнить его, тем более что она не могла даже просто доверять ему.

Так почему же ей так хочется сейчас подойти к нему, утешить, провести рукой по спутанным темным волосам? Почему выражение его лица — смесь осуждения и страстного желания — вызывает в ее душе такое пьянящее, волнующее чувство, смешанное с мучительно-сладким ожиданием?

— Что же мне делать с тобой, моя милая? — спросил он с болью и нежностью одновременно, прерывая ее мысли. Взглянув поверх ее головы в ту сторону, где находилась дверь в комнату, в которой лежал раненый солдат, он сжал кулаки и добавил с неожиданной неистовой решимостью: — Если ты работаешь на Тарле, я не могу позволить тебе уйти.

Прошло несколько мгновений, прежде чем она набралась мужества, чтобы задать ему вопрос:

— Что вы хотите этим сказать?

— До тех пор пока ты не скажешь мне правду — кто ты и почему я должен тебе верить, что твои намерения невинны, — ты будешь находиться там, где я смогу, по крайней мере, не спускать с тебя глаз.

— Но как… каким образом вы собираетесь не спускать с меня глаз? — спросила она, полная самых дурных предчувствий.

Он продолжал сверлить дверь таким взглядом, словно собирался проделать в ней дырку.

— Ты будешь моей… ну, скажем… моей гостьей здесь, в этом доме, до тех пор, пока не скажешь всей правды о себе и своем прошлом. Это будет длиться до тех пор, пока ты не сможешь доказать, что Тарле не посылал тебя шпионить за мной, вмешиваться в мои дела и выискивать слабые стороны, чтобы потом вернее нанести свой очередной удар.

Побледнев как полотно, Мина во все глаза смотрела на него. Наконец она покачала головой, все еще отказываясь верить. Но ее недоверие мгновенно сменилось яростью, когда он перевел на нее взгляд и она смогла прочитать непреклонную решимость в его холодных серых глазах.

— Гостьей? Гостьей?! — едва не задохнувшись, вскричала она, давая волю своему горячему темпераменту. — Вы ведь хотите сказать — пленницей, не так ли? Вы хотите арестовать меня и бросить в темницу, как этого солдата? Может, вы безумны? Вы не посмеете так поступить с… — она замолчала, едва не произнеся слова «леди».

— С цыганкой? — закончил он за нее, насмешливо прищурившись.

Мина опустила голову, досадуя на себя, что опять едва не проболталась. Гаретт быстро подошел к ней и, взяв за подбородок, заставил поднять голову и посмотреть ему в глаза.

— Все, что от тебя требуется, Мина, это сказать правду. И не сочинять больше своих сказок, так как я с точностью могу определить, когда именно ты лжешь, как в том случае, когда ты рассказывала мне небылицы про свое изуродованное оспой лицо. Я хорошо различаю даже твою полуправду, так что, если хочешь провести меня, тебе придется придумать что-нибудь получше. Ты должна сказать мне все, иначе, клянусь, я буду держать тебя здесь до тех пор, пока ты этого не сделаешь!

— Вы… вы дьявол, вы… не смеете, — шипела она, пытаясь оторвать его руки от своего лица.

— Вы далеко не первая, кто говорит мне об этом, — холодно произнес он. — Но вы единственная, кто безнаказанно солгал мне, а я при этом даже позволил вам уйти. Теперь я намерен исправить свою ошибку. Я хочу услышать правду. Прямо сейчас!

— Но я и так сказала всю правду, которую готова открыть вам на сегодняшний день! — с жаром воскликнула она. — Если я выложу вам полную правду, милорд, это может стоить мне очень дорого, поэтому я не стану рисковать.

Несколько долгих мгновений он смотрел на нее, и девушка видела, что ее отказ, явно оскорбив его, только еще больше разжег гнев, и так уже полыхающий в его глазах.