— Без всего? Я имею в виду — без копейки денег в кармане?
— Я накопил больше пятидесяти марок. Ведь господин Гертерих дает нам каждую пятницу две марки. И, кроме того, я взял с собой молитвенный коврик.
— Но, Рашид, мальчик мой, молитвенного коврика и пятидесяти марок недостаточно, чтобы добраться до Тегерана.
— Конечно, я понимал, что этих денег мало, — продолжает Рашид. — Но у меня дядя в Каире, он очень богатый. Я подумал, если я доберусь до Каира, все будет хорошо.
— До Каира ты бы тоже не добрался.
— Но ведь я был в Каире.
— Хорошо, ты был в Каире. Но как ты туда добрался?
— Через Мюнхен, Цюрих и Рим.
— Я не понимаю ни слова.
Маленький принц начал даже немного улыбаться.
— Ты же мне на Рождество подарил эту книгу про мальчика, который выдавал себя за слепого, он же смог совершить кругосветное путешествие на самолете.
Да, действительно, я дарил…
— Рашид!
— Да. До Франкфурта у меня хватило денег. Туда я доехал на поезде, там я купил хлеба и пару банок консервов, затем ночью забрался в грузовой отсек самолета и спрятался. Это был рейс Мюнхен — Цюрих — Рим — Каир.
— И тебя никто не обнаружил?
— Во Франкфурте — нет. Там все шло гладко, мне пришлось только пролезть через два проволочных заграждения. Люки грузового отсека были открыты для проветривания, понимаешь? Самолет стоял в ангаре. Там я спал в первую ночь. Ночевать пришлось среди бутылок виски.
— А дальше?
— На следующее утро взлетели. В отсек загрузили еще лишь пару ящиков. Я был очень осторожен. Старался, чтобы рабочие меня не заметили. Было ужасно холодно. У меня начался насморк, и я страшно боялся чихнуть.
— Рашид чихает. — Потом все кончилось, но я ни разу не чихнул. Ни разу.
Как только Рашид начал рассказывать, директор включил магнитофон. Магнитофон стоит за его письменным столом, микрофон за вазой с цветами на том же столе. Я вижу магнитофон и его вращающиеся диски. Рашид не видит.
— Через Мюнхен и Цюрих мы прибыли в Рим. Ночь, когда мы летели в Каир, была самой скверной ночью в моей жизни. Самолет бросало в разные стороны. Я крепко держался за веревку, непрерывно читал молитвы и все время думал о маме.
— Рашид! Это же сумасшествие! Зачем тебе все это было нужно?
— Я же говорю тебе. У меня дядя в Каире. Он богатый. Я думал, он даст мне денег, и я смогу полететь дальше в Тегеран и вовремя буду там.
— Вовремя?
— Да, когда начнется освобождение моей родины. Когда меня болтало в самолете, я все время думал, как обрадуется мама, увидев меня. Понимаешь?
— Конечно.
— Разве это сумасшествие?
— Нет. Извини. А что случилось в Каире?
— На аэродроме все было нормально. Из самолета я вылез, как мышонок. Перелез через проволочное заграждение и потом изо всех сил старался побыстрее добраться до квартиры моего дяди.
— А там?
— Его там не было. Он замешан во всех этих политических делах, понимаешь? Так что там я попал в западню. Эта несчастная Махда. Если я еще хоть раз увижу…
Беззвучно крутятся диски магнитофона. Директор курит трубку. Над нами поют малыши на уроке пения: «Кто растил тебя, прекрасный лес, так высоко, там, наверху…»
— Махда?
— Это его экономка. Она сказала, чтобы я вошел в дом.
— Но ты же говорил, твоего дяди не было дома.
— Этого я еще не знал. Двое египетских полицейских сидели в доме. Они были очень вежливы со мной. Немецкая полиция отправила им телеграмму, полагая, что я обращусь к дяде. Так что они меня забрали.
Он закрывает лицо руками, надеясь скрыть от нас, что плачет. Однако это ему не удается, так как слезы текут из-под пальцев и капают на колени.
Директор сообщает мне:
— Рашид прилетел рейсом «Люфтганзы». Во Франкфурте его уже ждала немецкая полиция. — Он вынимает трубку изо рта. — Рашид попросил меня кое о чем. Я думаю, его просьбу следует выполнить.
— Что за просьба?
— Он тебя любит, Оливер, больше, чем кого-либо другого из ребят. Он спрашивает, не смог бы он некоторое время поспать в твоей комнате. С тобой, Ноа и Вольфгангом. Мы можем поставить к вам четвертую кровать. Я не возражаю. Вольфганг и Ноа тоже не против.
— Ты знаешь, мне снились такие ужасные сны, — говорит Рашид и поднимает заплаканное личико. — Но я хотел бы спать только в твоей комнате, если, конечно, никому не помешаю.
— Ни в коем случае!
— Значит, я действительно могу… — В следующий момент он подпрыгивает, виснет у меня на шее, сжимает меня в объятиях и прижимается ко мне. — Это ненадолго. Всего лишь на пару дней, пока не прекратятся сны.
— Да-да, — говорю я, — ясное дело. Само собой разумеется, мальчик мой.
— Благодарю тебя, Оливер, — говорит директор и выключает магнитофон.
— А теперь, Рашид, марш в ванную! А ты, Оливер, иди в класс!
Что я и делаю. В коридоре я думаю о своем «брате» Ганси.
Вот теперь мы на пороге третьей истории.
Глава 26
— Ганси, я думаю, тебя это не обидит?
— Я тебя умоляю! а что может меня обидеть?
— Ты же понимаешь, я не могу не выполнить просьбу Рашида.
— Да я бы перестал тебя уважать, если бы ты ее не выполнил!
— Несмотря на то что ты мой брат, ты же не можешь спать в комнате вместе со мной?
— Именно потому, что я твой брат! Я всегда знал, что ты классный парень!