Любовь - только слово

— Как хорошо вы оба веселитесь! Я уже целый вечер наблюдаю это. Вы должны самым прекрасным образом понимать друг друга.

— Наши семьи очень дружны, любезнейший доктор. Особенно мой муж и отец Оливера.

Верена! Так, не подумав, нельзя вызывать ссору!

Фрау Филдинг не выдерживает:

— Все, Юрген, хватит. Нам пора уходить! — И, когда все повернулись к ним, громко (это ее месть) говорит: — Завтра утром он опять будет мне жаловаться, что плохо себя чувствует. У него проблемы с печенью. Ему вообще запрещено употреблять спиртное.

Другие дамы тоже придерживаются почти такой же точки зрения, и все господа сравнивают себя с доктором Филдингом. Конечно, каждый из них с удовольствием расстался бы со своей старой женой и женился бы на молодой и шикарной, стройной, сладкой, не злой и не ворчащей и не брюзжащей. Однако Денежный мешок рискует своими монетами, если хочет развестись со старой женой. Кто же хочет этого? Уж лучше ад дома, миллионы в банке и где-нибудь тайные апартаменты с изящной, грациозной подружкой. У подружки, конечно же, несколько вот таких старых мальчиков и их план посещений. Все пытаются в этом подражать Розмари. Я преувеличиваю?

Спор между господином и госпожой Филдинг — часы показывают без пяти минут двенадцать — провоцирует общие сборы домой. В то время как гости шумной толпой надевают в коридоре свои пальто (и норок среди них прилично), когда они, стараясь, чтобы это было по возможности замечено, кладут на латунную тарелку деньги для прислуги, Верена шепчет мне:

— Все двери будут открыты. Тихо снова закрой их.

Я киваю и улыбаюсь доктору Филдингу.

Помпезное прощание. Объятия. Воздушные дамские поцелуи в дамские щечки. Надеюсь на то, что Эвелин не проснется. И никто из служащих. Наконец-то мы на улице. Дом расположен в небольшом парке. Когда мы по гравийной дорожке идем к улице, Верена демонстративно гасит несколько светильников на первом этаже.

Еще светят старые железные кованые фонари по ходу автомобилей. Наши машины паркуются на улице. Одни «мерседесы». И мой «ягуар». Возобновленное прощание. На этот раз более короткое. Господа хотят домой. Только доктор Филдинг никак не успокоится:

— Вам далеко ехать, молодой человек.

— Не так уж и плохо, старик, — хочется сказать мне, но конечно же, говорю я другое. — Ах, всего каких-то сорок минут, господин доктор.

— Как вы поедете?

Тут я соображаю достаточно быстро:

— Так же, как и приехал сюда — от Мигель-аллеи до Рейнгау-аллеи. И далее через Висбаденштрассе до шоссе.

И тут же получаю по заслугам.

— Это великолепно! Вы сможете быть для нас лоцманом. Поезжайте впереди нас! Мы живем на Висбаденштрассе, дом номер 144.

Проклятие!

Ничего не поделаешь. Теперь я должен сделать огромный крюк. Собственно говоря, я всего лишь хотел объехать квартал и где-нибудь припарковать автомобиль.

Я еду. Филдинг все время движется за мной. На Висбаденштрассе я начинаю присматриваться к номерам домов. 120; 130; 136. Сейчас я должен был бы притормозить. 140. Он следует за мной далее. Что же такое? Он хочет увидеть, действительно ли я еду в свой интернат. К счастью, я ориентируюсь во Франкфурте, как в кармане собственных брюк. И, к счастью, у меня спортивное авто.

Ну, поехали! Сейчас что-то будет!

Возле Бигвальда я дергаю руль вправо, не включая указателя поворота и забираю наверх, к пляжу. На пляже вновь направо. Еще раз направо, выезжаю на Рёдельланд-штрассе. Здесь есть заброшенная парковка, где я и останавливаюсь со скрежетом и выключаю фары. Жду три минуты. Пять минут. Ни одна машина не проезжает мимо. Кажется, я отделался от доктора Филдинга. Между тем все же лучше подождать еще одну минуту. Возможно, он меня ищет. Пока я жду, на ум приходит господин Гертерих. Я столько раз помогал ему с тех пор, как мы вместе находимся в интернате, что сегодня вечером очень откровенно поговорил с ним:

— Я уезжаю и вернусь лишь завтра утром.

Он уже так измотан, измучен и разбит, что лишь бубнит:

— По крайней мере, вовремя приезжайте, к началу занятий.

— Конечно.

Его любезность объясняется тем, что за две минуты до этого разговора я влепил маленькому черному Али пару пощечин, так как тот забрызгал чернилами костюм воспитателя (чего только не приходится терпеть бедному господину). Пока я сообщал господину Гертериху о своем намерении, тот вытирал с помощью лимона и губки, которую все время макал в горячую воду, свой пиджак и брюки.

— Наверное, я уволюсь. Я не выдержу.

— Чепуха. Вы определенно добьетесь признания.

— Да, — безнадежно говорит он, оттирая запятнанный старый пиджак, — конечно. Само собой разумеется, совершенно определенно.

Так это было.

Я подождал шесть минут. Мимо не проехала ни одна машина. Я трогаюсь в путь. На Бокерхаймерландштрассе есть гараж, работающий круглые сутки, я помню его. Это вообще счастье, что я так хорошо знаю Франкфурт. Я плачу служащему бензозаправки хорошие чаевые, и он обещает поставить автомобиль в гараж. Я говорю, что зайду за ним рано утром в точно оговоренное время. Служащий сдает смену в восемь утра. Я с ним еще увижусь. Это хорошо. Еще лучше то, что машина не будет стоять на улице.