На секунду я опасно теряю равновесие и боюсь упасть вниз. Наконец-то соскальзываю на землю со стороны улицы. Метров сто пробегаю в носках, потом останавливаюсь. Надо надеть ботинки.
Только бы не попасть на глаза проходящему полицейскому!
Мимо не проходит никто.
Иду вниз по аллее к гаражу.
Бензозаправщик после ночного дежурства выглядит крайне бледным. Когда я смотрю в зеркало заднего вида своей машины, то понимаю, что выгляжу так же.
У меня много времени, поэтому я еду медленно даже на шоссе.
Как быстро я ехал здесь в тот день, когда познакомился с Вереной.
Прошла лишь пара недель — а изменилась вся моя жизнь.
Благодаря Верене.
Я хотел вылететь из интерната доктора Флориана, чтобы доставить неприятности отцу. Теперь я больше не хочу этого.
Я хотел быть плохим, ленивым, дерзким учеником, как раньше.
Теперь я больше не хочу этого.
Теперь я хочу сдать в следующем году экзамены на аттестат зрелости и устроиться на работу на предприятие отца. Потом заработать денег. Хочу ходить на вечерние курсы. Мой отец позаботится о том, чтобы я получал более высокое, чем принято, жалованье.
Если он этого не сделает, то я буду угрожать ему конкуренцией. Она мне на руку! Сын Мансфельда ушел от отца. При конкуренции я получу определенно больше.
Тогда Верена сможет развестись.
Украшения, одежда, меха — все это у нее есть.
Квартиру мы найдем.
Эвелин пойдет в народную школу только в следующем году. Это ничего не стоит. И если я тогда…
Едва не угодил в яму. Мне нужно смотреть на дорогу, быть внимательным. Я не должен мечтать.
Мечтать! О Господи, я так устал! И сейчас должен быть в школе.
Я еду с открытым верхом, чтобы проснуться окончательно. Холодный утренний воздух взъерошивает мои волосы.
Верена.
Она спит. Мечтает ли она тоже? О нас? Дорога круто идет вверх. Она пуста. Лишь то тут то там я вижу грузовики. Лес изменился. Исчезли золотые и красные, коричневые и желтые листья. Черные и блестящие от сырости деревья протягивают свои ветви.
Скоро зима.
Позвонит ли сегодня Верена?
Теперь мы должны найти гостиницу. Теперь мы должны найти маленький бар. Теперь все по-другому.
Абсолютно по-другому.
Теперь я больше не могу без нее.
А может ли она без меня?
Думаю, что нет.
Все иначе. После одной-единственной ночи.
Оберрозбах/Пфаффенвисбах/Фридхайм
Я съезжаю с шоссе и еду через маленький городок Виденмайер, мимо бело-коричневых караульных домов, церкви с приземистой башней и причудливой крышей. Ученики пекаря выносят булки. Мастеровые идут на работу. Опять магазин дорожных принадлежностей. Седло и снаряжение верховой лошади все еще лежат на витрине. На этот раз я вижу все очень четко в чистом холодном воздухе октябрьского утра.
Рыночная площадь.
И окольный путь.
Большая торговля парикмахерскими принадлежностями
Кондитерская А. Вейерсхофенс и наследников
Это вновь все то, что я видел тогда, с ней, в тот воскресный вечер. И действительно, снова через улицу проходит благообразная монахиня с высоким головным убором — молитвенник в белых руках, на которых видны коричневые пигментные пятна, такие, какие можно часто увидеть на руках старых людей.
У меня все еще остается время.
Итак, я еду, смущенный и сентиментальный, по плохому пути к летней вилле Верены.
Здесь все спит, или дома и маленькие замки уже покинуты своими обитателями. Вижу опущенные жалюзи, закрытые ставни окон.
Вилла Манфреда Лорда тоже выглядит безжизненной. Или господин Лео хорошо спит?
Я нахожу место, где могу развернуться, и еду обратно. Камни, выбоины, 20 км/час. На краю улицы опять эта доска, которую я уже видел.
Общество гуманности
«Ангел Господень»
Дом отдыха
Это путь, который ведет к окрашенному в белый цвет старому имению. Вот и зеленый насос. Кудахчет пара кур. Но даже здесь я не вижу ни одного человека, и здесь день еще не начался.
Общество гуманности. «Ангел Господень», дом отдыха. Слова.
Слова как Эльба, как Портоферрайо.
Я не знаю Эльбы. Я не знаю общества гуманности.
Я познакомлюсь с ними.
Верена будет здесь.
Многое еще произойдет.
Здесь, на Эльбе, или где-нибудь еще.
Мы все переживем вместе. Всегда вместе.
Доброе.
Злое.
Все.
Глава 22
Когда я приезжаю во Фридхайм, часы уже показывают семь утра. Молодой механик как раз открывает гараж, так что я могу туда въехать. Я зеваю, потягиваюсь, развожу руки в стороны. Моя рубашка помята, бабочка сбилась. Снимаю ее и расстегиваю ворот. Даю механику чаевые. Как только вступаю на тротуар, чтобы пойти в «Квелленгоф» и переодеться, то сразу же сталкиваюсь с шефом.
Он долго смотрит на меня, пока не вспоминает, кто я такой.
— Оливер, — бормочет он потом, абсолютно беззвучно, без волнения и упреков, как всегда, ровным печальным голосом, глаза устремлены далеко-далеко вперед. — Ты не ночевал в интернате.
— Нет, господин доктор.
— Где ты был?