Любовь цвета боли 2 (СИ)

Выбрав то, что нужно, спускаюсь на первый этаж и заглядываю в кондитерскую лавку. Придирчиво выбираю из разнообразия сладостей самые аппетитные пирожные и тортик.

На работе, едва успеваю переступить порог отделения, срочный вызов в операционную. Быстро принимаю смену, благо пациент только один и сейчас в стабильном состоянии. Отпускаю врача и полностью сосредотачиваюсь на предстоящей операции.

Через три часа, удостоверившись, что прооперированный стабилен и благополучно отошел от наркоза, возвращаюсь в отделение.

— Как тут у нас? — спрашиваю у Прокопьевны, заполняющей на посту журналы.

— Полный порядок, — отвечает она, как-то подозрительно пряча улыбку.

— Лен, приготовь пока историю нашего пациента, я ознакомлюсь, — поворачиваюсь ко второй медсестре, нашей Леночке-моднице. — Пять минут — и идем на обход.

В комнате для персонала прячу продукты для праздничного ужина в холодильник, поправляю волосы перед зеркалом и, отойдя на шаг, придирчиво оглядываю свою фигуру в белом халате. Не заметно ли пока мое интересное положение?

Выхожу в коридор, на посту пусто, в отделении тишина. Подхожу к столу, беру историю, по пути в палату открываю листы наблюдения. Пациент поступил утром, две остановки сердца, фибрилляция предсердий, гипертония, головокружение, одышка — вполне стандартный набор сердечника.

??????????????????????????Толкаю дверь, в палату просматривая листы назначений.

— Серьезно? — уперев руки в бока, застываю на пороге.

Глава 31

Ольга

Еще на третьем курсе в очередной книге по психологии я как-то прочитала, что в момент сильного эмоционального потрясения человек проходит через четыре стадии. Первая — резкое двигательное возбуждение, вторая — ступор, третья — вялость, четвертая — истерия. Так вот, я, как только отошла от шока, с успехом перескочила от первой сразу к четвертой.

Шваркнув дверью так, что затряслись окна и, кажется, задребезжали стены, я отшвыриваю историю на пол, чтобы освободить руки и придушить своего пациента.

«Ничего, — утешаю себя в мыслях. — Разок можно, благо мы находимся в реанимации, потом откачаю».

— Ты… ты… — злость душит настолько, что не могу и слова выдавить.

— Оль, ты чего? — явно ожидая другой реакции, искренне так удивляется Макар, предусмотрительно обходя меня по дуге.

— Вот скажи, что ты за человек? — шиплю, взвинченная до предела. — Ты хоть представляешь, что я подумала, когда увидела тебя… Какой же ты всё таки…

Голос срывается, беспомощно машу рукой в сторону больничной койки, на которой он полминуты назад лежал.

— Какой я у тебя креативный?

— Какой ты у меня ненормальный!

— Неправда, в истории другой диагноз написан.

Подбираю с пола историю болезни. Читаю на первой титульной странице, на которую отчего-то не удосужилась взглянуть сразу: «Предварительный диагноз: острый переломный момент со смещением жизненных приоритетов, — выведено размашистым почерком Прокопьевны. — Рекомендации: пожизненная терапия любовью и лаской желанным объектом — Вересовой Ольгой Викторовной. Обеспечение полного, всестороннего доступа пациента к объекту обожания для наращивания кредита доверия и круглосуточной заботы. Объятия: пока будет накапливаться кредит доверия — строго от двадцати минут в день, затем чем чаще, тем лучше. Поцелуи: не менее пяти раз в сутки, иначе терапия может не дать должного эффекта. Примечание: пациенту не рекомендуется длительное время находиться вдали от объекта обожания, это влечет за собой усугубление общего состояния больного. Могут появиться следующие симптомы: головокружение, потеря аппетита, перебои в работе сердечно-сосудистой и нервной системы, облысение, угнетение потенции, нервный тик».

— Угнетение потенции? — вздернув бровь, поднимаю взгляд на самодовольную моську Макара.

Чувствую, как щеки горят. Меня всё еще немного потряхивает. Только непонятно: то ли от испуга, когда подумала, что Макар действительно болен, то ли от всей ситуации, которую он непонятно как провернул.

— У меня стоит только на тебя, маленькая, — произносит доверительным тоном и подмигивает совсем уж… неприлично.

Опускаю взгляд и читаю дальше.

«Окончательный диагноз: не лечится».

С губ срывается нервный смешок. С ума сойти. Точно ненормальный. Моргаю часто, смахивая слезы.

— Слишком много профессиональных терминов…

— Прокопьевна у вас просто лапочка.

Похоже, мир перевернулся… Да эту лапочку старались обходить стороной все, от администрации до бродячих собак, случайно забредших на территорию больницы.

Прокопьевна как невымерший вид динозавров — такая же древняя, внушает глубокое уважение и острое желание угодить. Ее бы, может, давно попросили уйти в силу преклонного возраста, но никто не решается, откровенно побаиваясь.

— Мы сошлись с ней на норковой шубе сорок восьмого размера и двух билетах на балет, — колется Макар, видя мой полный скептицизма взгляд.

Как уговорил только…

— Так что не вздумай ругаться. Через два часа Новый год, мы находимся в общественном месте, я ведь учусь крайне уважительно относиться к твоему личному пространству, — хмыкает весело.

Конечно, аж самому смешно. Учиться он…