Испытала весь спектр эмоций, который подвластен человеческому разуму, начиная от ненависти и заканчивая любовью. Да, именно это чувство незаметно поселилось в моем сердце, плотно пустив корни.
— Ты чего так рано встала? — теплые мужские руки нежно ложатся на плечи.
— Не спится что-то.
Обходит качели и присаживается на корточки, заглядывая в глаза таким родным и всё понимающим взглядом.
Этот момент, наверное, на всю жизнь отразится у меня в памяти.
Столь полюбившаяся мне березовая рощица, мягкие садовые качели, на которых я сижу в окружении подушек, укутавшись в пушистый плед, невероятно красивый рассвет и темные, словно крыло ворона, любимые глаза напротив.
Обхватив своими руками мои, подносит к губам и поочередно целует самый центр ладони.
— Это необязательно, Оль, — прижимается колючей щекой к моей раскрытой ладони и трется об неё, прикрыв веки. — Оставайся, — роняет глухо.
Раздираемая противоречиями смотрю на Макара.
Такого сильного и в то же время неуловимо ранимого.
— Я не могу, Макар.
— Черта с два! — порывисто поднимается на ноги и отходит, нервно проведя рукой по взъерошенным волосам. — Тебе же хорошо со мной. Зачем? Вот скажи, зачем тебе уезжать?
— Потому что моя жизнь не вертится только вокруг тебя и наших отношений, — устало тру переносицу, пытаясь привести мысли в порядок.
Мы осознанно оттягивали этот разговор, и вот, по всей видимости, пришло время объясниться.
— Даже так?
— Макар, как ты не понимаешь, что для тебя с моим появлением особо ничего не изменилось? Ты продолжаешь свою привычную жизнь, ходишь на работу, встречаешься с друзьями, партнерами, живешь у себя в доме, в конце концов. А для меня же, напротив, всё круто изменилось, перевернулось с ног на голову. Мне нужно вернуться к привычной жизни, выйти на работу…
— И? Что еще тебя там ждет, кроме работы? Думаешь, что, согласись ты остаться, я запру тебя в доме и отрежу от окружающего мира? Хочешь ходить на работу? Да ради бога. Хочешь видеться с друзьями, родственниками? Пожалуйста. Надоест тебе моя рожа, захочешь побыть одна — дом большой, комнат много.
— Макар…
— Может, ты не понимаешь, малышка, но я хочу, чтобы ты осталась со мной рядом в качестве любимой женщины, а не пленницы. Плюнь ты на этот договор. Позволь, наконец, себе быть счастливой и сделай счастливым меня.
— Мне это нужно. Мне нужно вернуться домой.
— Почему? Я что-то сделал не так?
— Нет, всё так… Просто… — поднимаюсь на ноги, скинув плед, и подхожу к нему, вглядываясь в полные непонимания глаза. — Мне нужно разобраться в себе. Понимаешь? Понять, что я чувствую.
— Оля, — рычит предупреждающе. — Вот этими своими заявлениями ты ни капли не облегчаешь мне задачу. Что мне сделать, чтобы ты передумала? Скажи, что?
— Макар, я прошу тебя, мне и так нелегко…
— Мне, знаешь ли, тоже несладко. Всю жизнь мечтал услышать от женщины, без которой дышать свободно не могу, что ей нужно, чтобы я отвалил, и дать ей свалить по-тихому.
— Я не сваливаю…
— А как это называется?
— Назовем это паузой.
— Великолепно, — взмахнув руками, отходит в сторону и прикуривает, остервенело чиркая зажигалкой.
Обхватываю себя руками, ежась от корки льда, что постепенно разрастается в груди, покрывая душу изморозью.
— Сколько тебе нужно времени? На сколько мне нужно тебя оставить в покое? Сколько ты будешь решать, чего хочешь? Неделю? Две? Месяц? Год?
— Господи, Макар, я не знаю… — хочу добавить «понадобится ли вообще это время», но не успеваю, так как он, вышвырнув окурок прямо на идеально остриженный газон, стремительно шагает ко мне.
— Ты ведь не думаешь, что я буду сидеть на лавке запасных и бездействовать? Черта с два тогда ты меня знаешь, девочка, — обхватывает за плечи и притягивает к себе, наклонившись так низко, что наши губы почти соприкасаются. — Ладно, если бы я видел, что противен тебе. Что ты ничего не чувствуешь. Но, Оля! Тебя же кроет не хуже меня. Может, ты и не испытываешь того же, что и я, но черта с два я позволю тебе забыть то, что чувствуешь сейчас.
— Я и не хочу забывать, — касаюсь слегка колючей щеки. — И не ставлю на нас крест, но мы не можем всю жизнь оставаться вот так, в вакууме. Рано или поздно и тебе, и мне нужно влиться в привычный для нас уклад.
Он долго смотрит на меня.
На долю секунды мне кажется, что сейчас он схватит меня в охапку, утащит в дом и запрет на амбарный замок в своем логове.
И я затаив дыхание жду…
Мне не хочется воевать с ним… Возвращаться к самому началу, туда где его желания стоят на первом месте. Где его слово закон.
— Хорошо, — прикрыв глаза, цедит сквозь зубы. — Пусть будет по-твоему.
— Спасибо, — шепчу ему в губы, приникая ближе к груди и зарываясь пальцами в густые короткие волосы. — Я, правда, ценю то, что ты делаешь.
— Господи, Оля, замолчи, — и со стоном впивается в губы настойчивым, наполненным горечью поцелуем.
Сильные руки прижимают так крепко, что, кажется, мои только зажившие ребра вот-вот треснут.
— Я люблю тебя. Слышишь? Люблю так, что кишки сворачивает в тугой узел, — шепчет в исступлении.
— Я знаю, — отвечаю тихо. — Я знаю…
Глава 24
Макар