Любовь у сливного бачка

Квартира Ксении Аристарховны Хидиатулиной. Скажем прямо — квартира четырехкомнатная, большая или даже просто огромная. Потолки высокие, недосягаемые, посеревшие. Везде обои цвета перезревшего мандарина. Везде ковры, тут и там надкусанные молью. Везде картины, в тяжёлых золочёных рамах и изображающие большей своей частью романтические морские пейзажи в духе Айвазовского и (почему-то) ветряные мельницы. Мебель в квартире старая, грандиозная, с претензией. Почти антикварная. Телевизора нет, не было и вероятно уже не будет. Зато есть ветхий ископаемый граммофон с похожим на какой-то из цветков медным раструбом. Есть еще гигантская печатная машинка, за которой, кстати сказать, мы и застаём Её.

Она в развалку сидит на стуле перед многопудовым письменным столом и аккуратно, что бы не сломать двухсантиметровый покрытый чёрным древесным лаком ноготь, указательным пальцем правой руки щелкает по клавишам. В левой руке у неё длинная дамская сигарета в не менее длинном стеклянном мундштуке. Сигарету она курит, а в перерывах между затяжками держит её на уровне головы, направив зажженной частью вверх.

Вот за таким нехитрым занятием мы Её и застигаем.

Впрочем, не мы одни…

Звонок в дверь.

Она лениво поднимается со стула. Томно зевает. Кладёт сигарету на край пепельницы. И только было собирается идти, как сигарета теряет равновесие и, кувыркнувшись, падает между столом и стеной.

ОНА. Вот негодница…

Звонок снова голосит. На этот раз пронзительней и настойчивей.

ОНА. Одну минуту! (Хрустнув суставами, нагибается и пробует засунуть руку в щель. Рука не лезет). Ничего. Мы тебя сейчас, голубчик, сдвинем… (Снова хрустнув суставами, разгибается. Тянет стол. Тот не шевелится.)

А дым уже валит из щели.

Звонок надрывается.

Она тянет, пищит. Стол не поддаётся. Тогда выражение её лица становится крайне трагическим.

ОНА. О, боже мой! Пожар! Боже мой! Всё горит! Пылает! Боже мой! (Бежит к двери, открывает.)

На пороге Он. Одет в грязную робу и кирзовые сапоги гармошкой.

ОНА. Скорее!!! Скорее!!! Нужно спасти моих детей!!! Спасите их!!! Дети мои!!! Мои рукописи!!!

Он бежит в туалет.

ОНА. Не туда!!! Там!!! (Тянет его в комнату).

ОН. Стояк, что ли?

ОНА. Там!!! (Показывает на стол). Скорее!!! Скорее!!! Огонь!!! Стихия!!! Бушует!!! Пламя!!!

ОН. Чё?

ОНА (слабеющим голосом). Там, там…. Скорее…. Дети мои… (Падает в кресло).

ОН. Где дети? (Увидел дым). У вас дымит чё-то?

ОНА. Дети мои…

ОН. Дымит, говорю, чё-то. (Отодвигает стол, вытаскивает из-за него мундштук с истлевшей сигаретой). Чибисы-то, тетенька, тушить надо сперва. Потом разбрасывать. Так ведь и кабздец может прийтить не долго.

ОНА. Вы их спасли?

ОН. Чибисы, говорю, тушат сперва в первую очередь. Плюнула, окунула хорошо, а потом бросай, куда хотишь…

ОНА (поднялась на ноги). Вы их спасли! О, Боже, вы их спасли! Какое счастье! Спаситель! Вы спасли моих детей!

ОН. Да никого я…

ОНА. Молчите! Молчите! Я знаю, что вы будете всё отрицать! Я знаю, что вы не любите лавров и славы! Но вы их спасли! Спасли моих драгоценных чад!