Любовь в 33 года

Наталья сразу привлекла ее внимание и отозвалась в ней с большой симпатией. Стройная брюнетка, с прямым глубоким взглядом и уверенными движениями, она произвела впечатление молодой, хорошо образованной женщины с сильным духом и юношеским задором к жизни. В ту секунду, когда Аркадий их представлял, она привстала, с большим порывом протянула Ире руку и сказала:

– Можно просто Наташа, я уверена, мы подружимся, – она энергично потрясла протянутую ладонь.

Дмитрий оказался значительно более сдержанным. Будто погруженный в собственные мысли, или утомленный жарой, он казался сочинением из другой оперы за этим столом. Долговязый и не по возрасту худощавый он был похож на заучившегося студента. Он при этом часто и невпопад улыбался, делал иногда пометки в блокноте, затем нервно комкал листы, и вновь их разглаживал.

– Не обращай внимания, – шепнул ей Юра, когда Ира удивленно вскинула брови после того, как Дмитрий в очередной раз потерял лежащую рядом с ним ручку. – Дядь Дима в следующем году хочет профессора получить, вот все и соображает над своей научной темой.

Ира облегченно кивнула и больше на некоторые странности соседа по столу внимания не обращала.

Третьим представителем этого семейства оказался юноша с остро очерченным овалом лица, очень подвижной мимикой, и крупными строгими чертами, которые делали его общий вид надменным и горделивым. Он мог понравиться, и очевидно хотел нравиться и выделяться. Это было понятно по аккуратно срезанной линии в левой брови, по проколотым ушам, по зачесанным и уложенным волосам и даже по выбранной черной майке, которая подчеркивала спортивную линию его мышц.

Он был молчалив, задумчив, как бывают, пожалуй, задумчивы юноши в пору летних каникул, когда свободное время позволяет им насладиться размышлениями о собственной будущности, строить великие и грандиозные, но, как мы знаем, зачастую несбыточные грезы, о чем они к своему счастью пока даже не догадываются.

Когда их представляли, он лениво поднял взгляд, обнажая глубокую голубую хрусталь своих глаз, неожиданно чистых, даже немного наивных, оскалил половину белозубой улыбки, и в показном безразличии в равной степени читались не то застенчивость, не то подростковая еще неприступность, желание казаться независимым и отрешенным от всего обыденного, будь то даже новое знакомство.

Иру немного покоробило его «Та» вместо «Да», но она подумала, что это особенность южного диалекта, и решила не придавать этому большого значения.

Глава 2. Парк

Жизнь в этом тихом местечке текла всегда своим чередом, только летом чуть ускорялась, когда кажется, будто часы отдыха будут долгими и наполненными, а они ускользают незамеченными, потому что наконец мы заняты тем, что приносит настоящее удовольствие.

Старшие мужчины часто ходили рыбачить. Они наряжались в самые поношенные костюмы, собирали множественный инвентарь, который в пересчете на рубли мог обеспечить закупку рыбы наивысшего качества, но это, разумеется, совсем «не то», брали с собой воду, хлеб и сосиски, и спускались пятнадцать минут широкой обходной дорогой на волнорезы.

Там Аркадий обыкновенно присоединялся к группе местных рыбаков, а Дмитрий Евгеньевич спустя каких-нибудь несколько минут такого общения удалялся на дальний конец пляжа, на камни, под предлогом лучшего клева в диких местах. Ему никто не верил, да и местным прекрасно было известно, какие места были более рыбными. Рыбаки хмыкали, перегоняя из одного угла губ в другую бесконечную сигарету, но принимали его право на одиночество. Ведь каждому нужна своя медитация.

Дмитрий сидел на камнях, иногда забывая забросить удочку, смотрел на слияние небесно-голубого, чувствовал за своей спиной надежную силу высоких гор, вдыхал мягкий соленый воздух, слушал пену воды и старался не думать. В редкие секунды ему удавалось поистине счастливое – он переставал умственно осознавать свое «я», и был по-настоящему: глаза поглощали цвет воды, уши – крик чаек, кожу трогал воздух, нагретый лучами солнца. Он становился частью настоящего, не интерпретированного нейронными соединениями. Но мозг быстро перехватывал инициативу, искал причину для анализа, не находя вовне он спускался в самое себя и вызывал тревогу в мужчине. Тогда он начинал думать о чем-то привычном, бесконечном, нерешенном и не решаемом. О правильности прошлого, о планах на будущее, научной работе, о всевозможных «если бы», на которые ему никогда не хватало духу…

*