Клайд вернулся к ней в комнату и рассказывал ей обо всем до тех пор, пока целительные снадобья не подействовали и она опять не уснула. Когда он, рассказав о случившемся, о Люси, замолчал, она заговорила о будущем и о Ларри:
— Ты сказал мне, что я твоя дочь, папа, и я очень рада, что ты наконец-то сказал мне это, ибо я все время так и считала. Ты сказал, что мама подарила меня тебе. Теперь твоим ребенком должен стать Ларри. Я дарю его тебе.
— Когда Ларри вырастет, я буду совсем старым. Я и сейчас-то чувствую себя стариком.
— Ты не старик. Вот бабушка действительно старая — ей за восемьдесят. И я не могу просить ее взять Ларри. Как и кузину Милдред я не могу просить об этом. А вот ты можешь взять Ларри к себе. К тому же, если у тебя в доме будет ребенок, это сделает тебя моложе. И ты великолепно сможешь позаботиться о нем.
— Конечно же, я сделаю для него все, что в моих силах. Но это может показаться неправильным его бабушке. Она может посчитать, что мальчику будет лучше в Сорренто, нежели здесь. Несмотря на ее столь преклонный возраст, она очень мудра и обладает громадным житейским опытом. И знает, как воспитывать ребенка. Она могла бы дать ему очень правильное воспитание, дорогая.
— Я скажу ей, что мне бы не хотелось, чтобы Ларри уезжал в Сорренто. Скажу, что мне бы хотелось, чтобы он остался здесь… Тогда я была бы уверена, что о нем как следует позаботятся и он получит именно то воспитание, которое ему нужно. Конечно, она — моя бабушка, и я очень уважаю ее, но ведь именно здесь место, которое я так люблю… и Синди Лу — это мой дом. Она непременно поймет меня.
Клайд проглотил застрявший в горле комок.
— Да, наверное, она поймет, дорогая. Но не забывай, что у Ларри есть еще один дедушка…
— Не говори, пожалуйста, «настоящий» таким тоном, папа.
— Больше не буду, Кэри. Однако Ламартин Винсент вправе потребовать мальчика… единственного сына его единственного сына.
— У Арманды тоже может родиться сын. Со дня на день мы должны получить от нее известие.
— Да, совершенно верно.
До этого они не говорили об Арманде, ведь упоминание о ней означало разговор и о Пьере, и, хотя все барьеры в их беседах давно были преодолены, этот барьер до сих пор оставался. После их памятного разговора, произошедшего в летнем домике, Кэри ни разу не упоминала имя Пьера при отце. Но вот теперь наконец она заговорила об этом.
— Знаешь, папа, мне надо кое-что тебе рассказать. Перед своим отъездом отсюда Пьер заходил ко мне. Я хочу сказать, он приходил один. Это случилось утром после пикника, когда его мать почувствовала сильное недомогание и не смогла отправиться обратно в Новый Орлеан. Он пришел через сад и нашел меня в летнем домике. И сделал он это намеренно.
— Если бы я знал об этом, Кэри…
— Да, вот поэтому-то мне и не хотелось, чтобы ты знал… тогда. Но вот почему мне хочется, чтобы ты знал о его приходе теперь. Потому что… видишь ли… он сказал, что любит меня.
— Он не имел никакого права говорить тебе это!
— Да, безусловно. Кстати, ты оказался совершенно прав, он никогда не женился бы на разведенной женщине. Он сам мне это сказал. Еще он сказал, что приехал в Луизиану в надежде, что я стану его любовницей, и что если бы я была не замужем тогда, когда он впервые встретил меня, то он хотел бы жениться на мне. И он никогда не считал меня… ну, такой женщиной, с которой ему было бы приятно завести любовную интрижку или что-то подобное. Он действительно любит меня… И был очень рад сообщить об этом… Но я знала, что у меня самый лучший в мире муж, и делала все, чтобы оказаться достойной его… после того как поняла, насколько я была близка к неописуемой глупости. Но все равно мне было очень трудно… когда я впервые услышала о том, что Пьер любит меня, пусть даже он не имел права сказать мне это.
— Почему, Кэри?
— Потому что я любила его. Я очень старалась справиться с этим чувством, честное слово, папочка. В то скверное для меня время, когда Пьер собрался жениться на Арманде, ты помог мне пережить это. Потом… знаешь, когда муж любит жену так, как любил меня Савой, она просто не может подвести своего мужа. Ей не нужно этого делать, и она не захочет этого. Не станет в ответ на его любовь притворяться или обманывать его. Она ведет себя честно и искренне… Но в то же время…
— Боюсь, я понимаю, что ты хочешь сказать, Кэри.
— Но ведь Савой никогда ничего не знал. И не догадывался.
В первый раз они поговорили вот так, а чуть позднее Кэри провалилась в мирный, покойный сон. Клайд остался сидеть у ее постели; примерно в полночь зашел доктор Брингер, которого срочно вызывали на берег, и вот теперь по дороге домой он решил навестить Кэри. Посмотрев на нее, доктор покачал головой.
— Не думаю, что мне понадобится давать ей еще какое-нибудь лекарство. Разумеется, я останусь и побуду внизу. Но она сейчас не страдает, и не думаю, что будет страдать.
— Да, я тоже так думаю, — отозвался Клайд.
Когда Кэри вновь проснулась, в комнате стояла кромешная тьма. Ни один огонек не нарушал этого черного безмолвия. Но она тут же почувствовала родную руку и потянулась к ней.