Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 1

— Я только сказала, что она влюбилась в тебя, когда была еще замужем за моим отцом. И не вдавалась ни в какие подробности, не говорила ничего подобного тому, в чем ты меня сейчас упрекаешь. По-моему, ты совершенно не понял меня… Ладно, что бы там ни было, не стоит произносить столь длинные речи о любви.

С этими словами она повернулась, явно намереваясь выйти из комнаты. Клайд загородил ей дорогу и положил руку на ее плечо.

— Да, ты права, наверное, не стоит много говорить об этом, вообще не стоит произносить длинных речей, однако нам с тобой надо немедленно во всем разобраться. Повторяю — немедленно. Поэтому сядь, Кэри. Ты не хотела мне об этом рассказывать, пока сама не убедишься, что ничего с этим не можешь поделать. Из твоих слов вытекает, что ты пыталась что-то предпринять. Мне хотелось бы знать — что.

— Я кое-что прочла, — ответила она, не обращая внимания на его предложение сесть и по-прежнему стоя в такой позе, словно готовилась при первом же удобном случае сбежать.

— Что именно ты читала?

— Я читала кое-какую литературу, из которой пыталась узнать все касательно развода…

— Развода!

— Да. Но не могу сказать, что многое узнала. Я считала, что найду что-нибудь нужное в старинных юридических книгах дедушки Пейтона, однако мне это не удалось.

— Тебе вовсе не стоит корпеть над подобного рода литературой. Поскольку обо всем могу рассказать тебе я. Причем прямо сейчас. И я скажу, что ни один суд не разведет тебя с Савоем. Ни один и нигде. Ведь он не был неверен тебе. Он не оскорбляет, не бьет тебя. Он не запойный пьяница. Он не совершал никаких преступлений. Он страстно влюблен в тебя и пронес свою любовь через многие годы. Он ни разу не взглянул на другую женщину! Кроме того, насколько мне известно, у него нет ни одного серьезного недостатка. В жизни мне приходилось встречаться со многими мужчинами, и должен сказать тебе, Кэри, что такие, как Савой, встречаются один на тысячу. Но даже если ты и найдешь основания для развода и сможешь где-нибудь развестись, то ты станешь на всю оставшуюся жизнь парией, как разведенная женщина.

— Так вот куда ты клонишь, произнося еще одну длинную речь! Причем совершенно бесполезную. Я не говорила, что имею что-то против Савоя. Я признаю все его достоинства и совершенства. Но, на мой взгляд, все они донельзя утомительны и скучны. Если бы он был хоть немножко дерзким и отчаянным, он не был бы таким скучным. Я не собираюсь немедленно разводиться с ним. Но надеюсь, что когда-нибудь я смогу доказать ему необходимость развестись со мной.

Невольно Клайд с такой силой сжал ее плечо, что она, слабо вскрикнув, опустилась в кресло. Только тогда он понял, что причинил ей боль.

— Я не хотел сделать тебе больно, Кэри, — произнес он, но его голос был таким же жестким, как и его жест. — И все же я хочу разобраться с этим делом. И прояснить все до конца. Неужели ты имеешь в виду, что теперь у Савоя есть основания для развода?

Кэри молчала.

— Ну так что? — неумолимо и настойчиво вопрошал Клайд.

— Н-н-нет… Нет… не совсем.

— Ты хочешь сказать, что этот… этот француз признавался тебе в любви, а ты слушала его, и все?

— Не совсем.

— В таком случае, что ты имеешь в виду?

— Н-ну… мы немного флиртовали. Он меня поцеловал… раз или два. Ну, может быть, больше. Я не дала ему пощечины. Мне показалось, что я должна поцеловать его в ответ. А когда мы верхом катались по лесу… Ну, ведь мужчине нетрудно обнять девушку, когда их лошади идут совсем рядом. Ну, ты понимаешь. А потом… там эти знаменитые пещеры. Два или три раза мы спешивались, чтобы осмотреть их. И, разумеется, много танцевали. А ведь танец может быть и безразличным, и многозначительным, ты, конечно, это понимаешь. Иногда в лес приезжали цыгане и останавливались там табором. Они приглашали нас на их праздники. И вот как-то, когда мы с Пьером танцевали, танец стал для нас… многозначительным.

Что-то похожее на отвращение, смешанное со страхом, овладело Клайдом при этих словах. На душе стало скверно: он решительно не мог поверить в то, что его обожаемая приемная дочь, воспитанная в лучших традициях, взращенная в ласке, любви и заботе, получавшая буквально все, чего хотела, его возлюбленная дочь, чья мать являет собой образец благородства и утонченности, настолько уронила свое достоинство.

— Знаешь, Кэри, если бы я услышал о тебе такое от кого-нибудь еще, я не поверил бы, — произнес Клайд. — И заставил бы этого человека отвечать за низкую ложь. Я с самого начала был прав, сказав, что, если твоя мама об этом узнает, она умрет от разрыва сердца. Ты, верно, была ослеплена этим… этим вашим взаимным увлечением. Ежели нет, то тебе скоро придется признать подобное поведение достойным осуждения. И уяснить, что мужчина, виноватый во всем случившемся, — презренная скотина.

— Я не разрешаю тебе отзываться о Пьере подобным образом! Он не скотина и не хам! Он умный, красивый, воспитанный и образованный джентльмен.