— Как я уже говорил, ты утратил какие бы то ни было права или возможность притязания их рассматривать, — ровно продолжал Клайд, — однако я всегда привык платить за то, что мне нужно. А мне нужно одно — чтобы Ларри был подальше от таких, как ты. Поэтому я сделаю вот что: пока ты будешь находиться в стороне от Синди Лу, я буду выплачивать тебе денежное содержание — такое, что тебе не придется бедствовать или предпринимать те или иные способы свести концы с концами. Этого, конечно, тебе не хватит, чтобы жить в личных апартаментах в «Гибсон-хаусе» или в «Уолдорфе»… Но, возможно, тебе удастся с помощью лести или, наоборот, подлости вынудить Мейбл платить тебе содержание, чтобы ты держался подальше и от Амальфи, хотя ей бы, видит Бог, этого очень не хотелось. Два денежных «пособия» обезопасят тебя от всего на свете, кроме твоей собственной глупости. А прежде чем ты уйдешь, я хочу преподнести тебе небольшой подарок. Вообще-то ты недавно сам упоминал об этом.
С этими словами Клайд большим и указательным пальцами извлек из кармана жилетки белую сахарную лошадку и швырнул ее на ярко освещенный стол. Где-то в глубине сада снова прозвучал раздирающий душу, пронзительный вопль павлина. Лицо Бушрода исказилось от ярости — он бросил сахарную лошадку в камин и стремительно выскочил из залы.
Уже много позже Клайд, ворочаясь в беспокойном старческом сне, пробудился от взволнованных криков павлинов. Он чувствовал: что-то происходит, но предшествующие события вытянули из него все силы, и он решил не вставать и не расследовать происходящего в саду. Однако утром, спустившись вниз после осмотра пустой комнаты Бушрода, он узнал от Джека, что все павлины найдены в саду мертвыми. Ночью какой-то негодяй свернул им красивые шеи.
Только после того, как он распорядился, чтобы их захоронили и овладевшая им ярость смешалась с осознанием того, что разрушено еще одно счастливое звено в его жизни, он вспомнил, что собирался поговорить с Джеком о якорных огнях. К этому времени у него накопилось очень много дел, и, разумеется, подсознательно он воспользовался занятостью как поводом для отсрочки: ему не хотелось верить, что на борту
19
Клайд совершенно не удивился, обнаружив Ларри, играющим в кубики — это было излюбленное времяпрепровождение мальчика. Его не удивило и то, что Ларри принес кубики в его кабинет, вместо того чтобы играть ими в детской, как обычно. Клайд всегда поощрял желание мальчика общаться с ним, и не было причины, почему бы Ларри не мог решить, что ему всегда рады в кабинете, и не перенести туда место своих игр, что он с радостью и сделал.
Сейчас Ларри был очень занят: он раскладывал кубики в два аккуратных ряда возле письменного стола деда. Он перекладывал их с превеликой осторожностью. Когда же он наконец поднял голову и посмотрел на Клайда, дед заметил, что щеки мальчугана порозовели, а глаза блестят.
— Это
Клайд нагнулся. У него уже было не такое острое зрение, как в молодости, и сначала то, что он увидел, показалось ему непонятным. Однако, получше сфокусировав взгляд на разложенных перед ним кубиках, он увидел, что они поставлены таким образом, что один ряд составляет слово «ЛАРРИ», а второй — «ПАПА». Ларри всегда называет его папой, а не дедушкой. И вот теперь мальчуган знает, как складывать это слово и свое имя!
— Превосходно! — с радостью произнес Клайд, прочистив перехваченное горло. — Ну, ты и впрямь удивил меня, Ларри! Если бы ты знал, какой это приятный сюрприз для меня! А ты умеешь складывать еще какие-нибудь слова?
— Ага, и много. Сейчас покажу.
Он ловко разрушил два ряда кубиков и принялся составлять другие. Ч-Е-Л-О-В-Е-К, М-А-Л-Ь-Ч-И-К, С-О-Б-А-К-А, К-О-Ш-К-А, К-У-Р-И-Ц-А, С-В-И-Н-Ь-Я, К-О-Р-О-В-А — читал Клайд подряд по мере появления этих слов. И тут Ларри немного запутался. Он пытался составить слова Д-О-М и Л-О-Ш-А-Д-Ь, но сбился и теперь был немного сконфужен. Клайд поднялся со стула и встал рядом с мальчиком на колени.
— Может быть, я могу помочь… — нерешительно предложил он.