— За восемь лет взгляды поменялись. Сначала хотела подстричься в монахини, потом решила — нет, в мире столько соблазнов, надо попробовать все, — безбожно вру и ехидничаю.
— Поэтому так быстро выскочила замуж?
— Конечно, — продолжаю играть на его нервах, — надо же было на практике применять все, чему ты меня научил. Чего добру пропадать?
— Софья, — хрипит он, потому что мои слова его задели. Он же был у меня первым. — Шутки у тебя стали ниже пояса.
— Не нравится? — вскидываю подбородок и хочу добить его окончательно, но не успеваю.
— Сонь, прости, задержался. Давно ждешь? — к нам идет Ринат, лицо которого сияет, как гирлянда на новогодней елке.
— Нет, только вышла. Поехали? — спрашиваю, не обращая внимания на разъяренного Льва.
— Сразу к тебе или может, перекусим где-нибудь? — да етить-колотить, как говорил мой дед Ваня. Что за самодеятельность?
— Ко мне. Для перекуса я слишком устала, — притворно вздыхаю и искоса наблюдая за тем, как у этого недоделанного царя зверей ноздри от гнева раздуваются.
— Понял, — расплывается в улыбке Ринат, будто думает, что ему что-то перепадет. — Поехали.
— До свидания, Лев Николаевич, — заканчиваю беседу, как приличная женщина.
— Мы не договорили Софья Дильшатовна, — прилетает мне в спину. Черт, он и мое отчество помнит.
Не отвечаю, не оборачиваюсь назад, а иду рядом с Ринатом к его машине.
— Что хочет от тебя? Этот мужик весь день ходил сегодня по этажам, — сообщает мне оператор.
— Понятия не имею, — пожимаю плечами.
В дороге болтаем с Риной на отвлеченные темы и я даже смеюсь над его шутками. Вижу, что нравлюсь ему, но у меня внутри ничего не екает. В это же время пытаюсь потушить пожар, который вспыхнул от такой незначительной близости со Львом. И что это за превратности судьбы?
— Сонь, а давай сходим поужинать как-нибудь? — спрашивает коллега, когда мы останавливаемся в моем дворе.
— А знаешь, почему бы и нет? — мозги у меня совсем расплавились из-за сегодняшней встречи с бывшим, потому что в обычном спокойном режиме я бы не согласилась.
Вспомнила, как десять лет назад Марта советовала: “Соня, надо хотя бы ходить на свидания. Замуж тебя сразу не позовут, зато вкусно и бесплатно накормят”. Ну что ж, досоветовалась.
— Здорово. Завтра у меня правда съемки до вечера. Давай послезавтра?
— Хорошо. Созвонимся.
Устало улыбаюсь ему, но он расценивает это по-своему, тянется ко мне и целует в щеку. Такая напористость мне не нравится, потому что я все еще не люблю, когда ко мне лезут вот так, неожиданно, без санкции. В пятак я ему, конечно, не дам. Но на этом наше общение на сегодня закончится.
— Все нормально? — хмурится Ринат.
— Да, прости, просто устала. И Иннокентий ждет.
— Это еще кто?
— Мужчина мой, — огорошиваю я. — Усы, лапы и хвост.
— А-а-а-а, кот, — хохочет оператор. — У тебя отличное чувство юмора.
— Спасибо. Ну пока.
Открываю дверь в квартиру и включив свет, чуть не отдаю Богу душу, когда вижу в прихожей это чудо с бубенцами и горящими глазами.
— Мя-я-яу! — вопит он, что в переводе на человеческий значит: “Где тебя носит, женщина? Жрать давай!”
— О, возвращение блудного попугая! — щурюсь я и сажусь на корточки рядом с ним. — Ну что, Кеша, нагулялся? Говорят, Жозефина от тебя залетела. Признавайся, наглая ты морда, твоя работа?
— Мя-я-я-я-я-я-яу-у-у-у! — сокрушается питомец и отводит взгляд. Расцениваю его нытье, как отрицательный ответ.
— Точно не при делах? Если родятся в полосочку — не отвертишься и я лишу тебя колокольчиков.
— Мя-я-я-яу, — жалобно стонет — мол "только колокольчики не трогай".
Прислоняюсь к стене, вытягиваю ноги и подзываю к себе Кешу. Он подходит ближе и принимается заглаживать свою вину лаской.
— Ладно, Иннокентий, живи. Не буду лишать тебе радости бегать по бабам. Хоть кому-то в этой квартире должно быть хорошо. Слушай, если ты у нас такой стрелок, может я сделаю на тебе бизнес? Ну а что? Я слышала девочек специально к таким, как ты, породистым, привозят. За деньги. Буду кошачьей сутенершей мамой Соней. Если блядуешь, то хоть с пользой.
— Му-у-ур-р-р, — радостно мурлычет мой мальчик. Понравилась, значит, идейка. Поглаживаю его по спинке и мысли сразу переключаются. На ум вдруг приходит любимое стихотворение бабушки — Аллы Федоровны. Она держала томик Анны Ахматовой на журнальном столике и по настроению открывала его и читала вслух: