Пока я проходила те несколько метров, которые нас разделяли, я спросила себя, к какому типу мужчин он относится. В то время гетеросексуальное мужское население в тех местах, где я бывала, разделялось на три основных тина: безрассудные, болезненные и настоящие. Вторые были мужчинами только внешне. Во всем остальном они дополняли растения в интерьере, которыми украшали бары и дискотеки. У этих цветов не было больших требований, так как их редко кто поливал и ухаживал за ними. Эти парни всегда были одиночками, зимой и летом носили длинные шерстяные пальто, темные — черные или серые, — с поднятыми воротником и широким теплым мохеровым шарфом, в который укутывали свои тонкие шеи. Они входили группами по три или четыре человека, иногда в сопровождении какой-нибудь женщины, бывшей почти всегда старше их, но обычно очень элегантной. Эти парни не были гомосексуалистами. Они, тяжело ступая, томно глядели по сторонам и медленно проплывали вдоль столиков в поисках свободного места. Пили мало, в тишине качаясь на стульях, и чередовали выпивку с американским аспирином. Такого аспирина в Испании не было, хотя здесь хватало разных обезболивающих средств, но эти парни принимали только американский аспирин, который какой-то чувствительный и сострадательный друг привез специально из Нью-Йорка(!), а вовсе не из Арканзаса. Все они были, по сути, артистами, творческими личностями, с ними было трудно найти общий язык, они были в большинстве случаев дадаистами, подпав под деспотичное, магическое обаяние Уорхола. Когда они приходили по одному, иногда казались потерянными, но это случалось крайне редко. У каждой группы был свой лидер, диктатор, как правило, некий поседевший индивидуум, подавленный своим интеллектом. Этот человек был единственным, кто говорил, а его постоянные спутники слушали его с таким усердием, что какой-нибудь непонимающий наблюдатель мог подумать, что перед ним гениальный мыслитель, хотя тот был плохим поэтом, посредственным социологом или просто чокнутым болтуном, а иногда всем этим вместе. Иногда этот человек ничего не говорил, а лишь брал кофе в баре у Альгонкина и пытался возбудиться, глядя на фотографии Алисии Лиделл.
Но ему, с моей точки зрения, не было необходимости притворяться ничтожеством, чтобы войти в одно из этих обществ щегольских приспешников Блумсбери. Он не походил и на членов другой группы — безрассудных парней — считавших себя сверхлюдьми. Уверившись в своей избранности и божественности, они забывали, что когда-то тоже были рождены женщиной. Когда им об этом говорили, они сразу же с тобой соглашались и с восторгом вспоминали о том, что их мать звали Раймундой и жила она в деревне под Куэнкой. С членами первой группы я почти не общалась, вторые мне нравились, потому что они были ослепительно красивыми, но меня не покидало подозрение того, что их красота питалась желаниями других, тех, кому никогда не было суждено быть с ними.
— Я понимаю, что ты не сталкиваешься каждый вечер с такими привлекательными парнями, как я, но в любом случае тебе не обязательно смотреть на меня так. Я очень опасен.
То, как он представился, меня очаровало так же, как величина красноватого прыщика, который располагался рядом с его левым ухом, такой вызывающего и полнокровного, словно вулкан, готовый к извержению. Я не ответила.
— Что с тобой? Ты немая?
— Нет, — ответила я и еще заставила его подождать немного. — Как тебя звать?
— А тебя?
Я была готова произнести мое настоящее имя, но шаловливый демон овладел моими губами.
— Индиа.
— Неправда.
Твердость, с которой он отказался принять мою ложь, удивляла. Неожиданно во мне зародилось абсурдное, безрассудное желание, и хотя вскоре я вернула контроль над своим голосом, но не над телом, которое не желало повиноваться. Я постаралась проговорить твердо:
— Послушай, дорогой, я не знаю, что ты о себе думаешь…
— Тебя зовут не Индиа.
— Нет, я…
— Не говори, как тебя зовут. Не стоит. Пойдем.
— Куда? — наконец произнесла я, когда справилась с замешательством.
— Ну что еще? — он подождал несколько секунд, прежде чем произнести слова, которые я ожидала услышать, но никак не могла вспомнить фильм, в котором уже слушала подобный диалог. — Пойдем отсюда.
— Погоди одну секунду. Я должна попрощаться. Возьму сумку и потом пойду с тобой.
Я сделала несколько шагов, чтобы помахать друзьям, которые сидели в углу зала, и взяла свои вещи. Мне не хотелось что-либо объяснять, будучи уверенной, что друзья поверят в мою осторожность, но Тереса схватила меня за руку, когда я уже повернулась к ней спиной. Она была так возбуждена, что заговорила со мной по-каталонски.
— Ты уходишь с этим? — спросила она, ее глаза так округлились, словно ее до глубины души поразило мое решение.
— Да.
— Но ты хорошо его рассмотрела?
— Да.
— И ты идешь с ним?
— Да.
— Но почему?
— Я не знаю.
В этот момент я была искренна.
— Что случилось… — Мариана нарушила молчание и шепотом добавила: — У кого есть кокс?
— Ни у кого.
— Но тогда у кого он есть?
— Ни у кого, — я освободила руку и добавила: — Завтра я позвоню вам и все расскажу.