Любовь в ритме танго

На следующий после нашего возвращения день, не успели мы с Рейной разобрать чемоданы, как побежали изучать списки. Мы обнаружили, что нас распределили в разные группы. Рейна собиралась изучать экономику, что было очень популярным занятием, и попала в одну из групп по 25 студентов в каждой. В ее учебном плане стояли дополнительные дисциплины: математика, деловой английский язык и основы экономики. Я же собиралась изучать латынь, греческий и философию — очень экзотический набор предметов, как может показаться, и нашла свое имя в группе из 18 человек. Большинство поступающих на филологический факультет, куда собиралась пойти и я, выбрали один иностранный язык и два мертвых, но я не стала поступать так же, ведь уровень моего английского был намного выше. Занятия моей группы, как и у всех «редких» групп, проходили вечером, а у Рейны, что мне казалось несправедливой привилегией, утром.

Таким образом, несовпадение в учебном расписании стало причиной судьбоносных изменений во всей моей жизни.

После завтрака мы с Рейной в первый раз должны были отправиться на занятия. Я боялась этого момента, потому что не знала никого из профессоров и из студентов. Мне казалось странным, что теперь я буду совсем одна и никто не будет даже подозревать о том, что у меня есть сестра-близнец.

Большой неожиданностью для меня стало то, что в моей группе было очень мало парней, — их можно было пересчитать по пальцам одной руки. Однако даже такое небольшое количество молодых людей заставило меня нервничать — мне предстояло учиться в смешанной группе. Это было непривычно. Правда, меня утешало то, что девушек было все же больше. Общение с парнями теперь стало свободно и просто, и я могла сходить в кино в сопровождении новых знакомых, не опасаясь, что вечером со мной случится что-нибудь нехорошее.

В первый день занятий, как только я перешагнула порог незнакомой аудитории, мне стало страшно до судорог. Я понимала, что в действительности у меня никогда не было настоящих друзей. Постоянное общество Рейны освобождало меня от детских привязанностей в колледже, а большое количество кузенов и кузин, с которыми я жила в Индейской усадьбе, позволяло обходиться без друзей. И вот теперь, в университете, мне казалось, что я осталась совсем одна. В аудитории я выбрала место у стены и пару недель не хотела ни с кем общаться, в одиночестве бродила по коридорам или шла во дворик покурить. Остальные студенты могли посчитать меня высокомерной, однако мне было все равно, я наслаждалась одиночеством и не собиралась ни с кем знакомиться, на занятиях отвечала спокойным, ровным голосом, ни кого не смущаясь.

Однажды я обратила внимание на незнакомую девушку: она вошла в аудиторию в сопровождении трех или четырех подруг, казалось, они давно знакомы. Как-то раз эта девушка села рядом со мной и, извинившись за любопытство, спросила, что я ношу на пальце. Я рассказала ей историю про гайку, про то, как мы с Фернандо чинили мотоцикл, а гайка от того самого мотоцикла — я взяла ее на память. Девушка слушала меня и временами весело смеялась — ее реакция мне очень понравилась. Ее звали Марианна, а через некоторое время она представила меня своим подругам — Марисе, полной девушке маленького роста, Паломе, рыжей и с прыщами на лице, и Тересе, которая приехала из Реуса и говорила с очень забавным акцентом. Подруги Марианы были очень рады снова встретиться, они давно не виделись. Девушки с удовольствием приняли меня в свою компанию. Потом они познакомили меня со своими братьями, кузенами и женихами, у которых тоже были кузены и сестры, школьные друзья, а так как у меня должен был тоже кто-то быть, то я не замедлила познакомить их со своей сестрой. Никогда еще в моей жизни не было таких насыщенных дней. По утрам у меня — занятия но английскому, а по вечерам — кино с Марианой и Тересой. Ни одна из нас не уставала снова и опять смотреть фильмы, а, когда какой-либо из них нам по-настоящему нравился, мы ходили на него снова, и так три-четыре раза. Я старалась ни на чем не зацикливаться, веселиться и не думать о Фернандо с понедельника по пятницу, но, как только ложилась спать, вспоминала о нем, он занимал мои мысли в выходные дни. Каждую субботу после завтрака я начинала писать Фернандо длиннющее письмо, которое не могла закончить до вечера следующего дня, а вокруг меня все росла и росла гора скомканных черновиков. Перед тем как запечатать письмо, я вкладывала в конверт какую-нибудь глупую мелочь, которая казалась мне подходящей, — брелок, фотокарточку с каким-нибудь пейзажем, вырезку из газеты, засушенный цветок или наклейку — с припиской, в которой извинялась за то, что посылаю такую безделицу. Он отвечал мне, его письма были даже более подробными, чем мои. А потом он выполнил мою просьбу — брюки для Маку. После этого он начал мне слать посылки с настоящими подарками — кофточками, постерами и несколькими дисками, которые только-только появились в Испании.

Время проходило тихо, усиливая лень, которая мной овладела, перед тем как в начале ноября Рейну не свалила странная болезнь.

* * *