Любовь в ритме танго

Мы вышли на улицу, я прижала Порфирио к стене и поцеловала. Эта идея пришла мне в голову после ужина, или, точнее, после того как я напилась и поняла, что мы с Порфирио, покончив с первой бутылкой, почти перестали разговаривать, поэтому, не боясь показаться странной, я начала открыто с ним кокетничать. Порфирио отвечал мне тем же, глядя на меня долгим взглядом, таким же, какой был у него, когда он рассказывал мне смешные истории об Альмансилье. С этого момента мы забыли, кто мы и кем друг другу приходимся, мы стали разговаривать так, словно хотели стать ближе друг к другу. Порфирио был только на десять лет старше меня. Фантастика, но он, впрочем, как и Мигель, — первый мужчина, к которому я почувствовала влечение…

Я, конечно, понимала, что не следует доводить ситуацию до конца. И эта разумная, но мучительная мысль сковывала неуверенностью все мои движения. Когда же мы встали из-за стола, я точно знала, что хочу с ним переспать, что я сделаю это.

* * *

Я лежала в постели на спине, понемногу приходя в себя, но все еще в забытьи. Блаженно улыбаясь, я сжимала левую руку Порфирио и покачивала ею в воздухе. Его безымянный палец был отрезан до основания, мизинец только сверху до первой фаланги. Указательный и средний пальцы были красивыми длинными, тонкими. Я сгибала их туда-сюда и пыталась представить, какой эта рука была прежде, до того несчастного случая. Порфирио молча позволял мне этим заниматься. Наконец я зажала его безымянный палец между своими пальцами, сильно его стиснула и начала вертеть им, словно он был неживым.

— Что ты чувствуешь? — спросила я нежно.

— Ничего.

Я обвела пальцем Порфирио вокруг моих грудей, потом провела им по своему телу до пупка и остановилась.

— А теперь?

— Ничего.

Я покрепче ухватилась за этот несчастный палец и наблюдала, как он медленно скользил по моему телу, следуя шлейфу тонкой линии, которая впадала в каштановую темноту, где я не хотела останавливаться. Я положила палец Порфирио себе между ног, удерживая его руку за запястье своей свободной рукой, посмотрела на него и снова спросила:

— Ты совсем ничего не чувствуешь? Ты уверен?

— Уверен.

— Ты можешь подумать, что я распутная… — пробормотала я, все еще не отпуская его.

— Не думай так. Почти все делают то же самое.

Я рассмеялась, и Порфирио вместе со мной. Теперь я прижалась к нему, мой нос почти касался его носа. Я поняла, что желание ласкать себя его увечным пальцем было предопределенным эпилогом того странного случайного секса, но в тот миг я об этом не сожалела. Порфирио, улыбаясь, поцеловал меня в лоб, превращаясь в нежного младшего брата моей матери, «половинку» моего первого платонического жениха. Я почувствовала легкое огорчение, моя боль словно лишила меня сил, и мне пришлось приложить немалое усилие, чтобы снова улыбнуться.

— Объясни мне одну вещь, Порфирио. Почему меня бросил Фернандо?

— Я этого не знаю, Индианка, — ответил он почти шепотом. — Клянусь тебе, я не знаю.

Когда я проснулась на следующее утро, то почувствовала жуткую пустоту. Мне казалось, что я все еще сплю, что я стала частью галлюцинации, потому что явственно ощущала, как мои пальцы стали полыми, в моей голове стало пусто, а мой мозг, казалось, исчез — от него осталась только сморщенная и скользкая оболочка, в которой ничего не было, кроме пустоты. Я встала с постели, умылась, почистила зубы, оделась и вышла из комнаты, как будто кто-то вел меня. Я чувствовала себя заводной куклой. С полным сознанием того, что разум покинул меня, я опустошила две чашки кофе с молоком, гренки и жаренные в масле крендели, таявшие во рту. Порфирио сидел напротив, он читал газету и не поднимал на меня глаз. Я должна была проверить, осталась ли у меня хоть какая-то лазейка, чтобы пробудить в себе интерес к миру, я искала средство, которое помогла бы Порфирио понять, как плохо я себя чувствую.