Любовь в ритме танго

Мой выходной наряд следовало срочно подогнать по фигуре. Мама в силу своих возможностей постаралась на славу, правда, в результате ее стараний пуговицы на моих брюках оказались пришиты так, что я с трудом смогла их застегнуть. Но времени переделывать у нас не было, пришлось ехать как есть. При этом мама сказала мне, чтобы я вела себя соответственно случаю и не забывала про манеры. В ответ на это я вздохнула и сказала, что не знаю, что такое манеры. Мама резонно возразила, что она так не думает и она уверена в том, что я буду хорошей девочкой. Я заявила, что я спарюсь в этой одежде и умру от жары, на что услышала комментарий мамы: «Вся твоя одежда сшита из хлопка, поэтому дурно стать не должно, и вообще прекрати жаловаться!»

К тому же меня поставили на высокие каблуки, на которых мне было очень трудно удерживать равновесие. В итоге я грохнулась на пол, а когда попыталась встать, то почувствовала неясную боль. Я ощупала себя со всех сторон: боль никуда не исчезала, такая боль бывает от легкого ожога. Сейчас я чувствовала жжение в области бедер, но больше всего ныла спина. Мне с трудом давалось любое движение. Приходилось преодолевать себя, чтобы сделать шаг. Я посмотрела на отца, но в его глазах я увидела, что он не считает мое падение серьезным и не видит, насколько моя одежда тесна. Я же чувствовала, как трудно мне будет двигаться, и боялась, что швы на брюках разойдутся и порвутся в самый ответственный момент. Мне хотелось потянуться, размять свои несчастные кости, но сделать это, не навредив наряду, не представлялось ни малейшей возможности. Мама же была довольна, глядя на меня, я ей казалась похожей на модель из журналов детской моды.

Я села в машину, стараясь быть как можно более осторожной, и расслабилась, как вдруг услышала треск. Сначала я не придала этому значения, но потом сообразила, что треск исходит от меня, — где-то разошелся шов. Я почувствовала, что могу свободно шевелить ногами — шов разошелся где-то на брюках. Меня охватил ужас перед неизбежным позором, захотелось посмотреть, найти дыру, и я начала вертеться и изворачиваться. Сначала я делала это, когда машина подпрыгивала на ухабах. Потом, уже не скрываясь, началась вертеться и крутиться. Сначала отец ничего не говорил, потом стал беспокойно посматривать на меня, думая, что виновата его машина и что-то не в порядке с амортизаторами.

Я хотела объяснить родителям, что произошло, но промолчала. Я никак не могла найти слов, чтобы сказать, какая неприятная неожиданность скоро произойдет. Ясно, что мне следовало сказать про брюки как можно скорее и как можно проще, но это было очень трудно сделать…

— Какого черта эта девочка так себя ведет? Что происходит?

Раздраженный голос отца нарушил наконец мое трепыхание. Я почувствовала, как у меня дрожат руки. Постаралась улыбнуться, по губы меня не очень-то слушались. При этом я не произнесла ни звука.

— Можешь ты успокоиться? Или на тебя напала пляска святого Витта? Или что-то еще?

— Нет, — наконец сказала я. — А что такого? Я что, не могу так делать? Мне же нравится.

— Но что такое ты делаешь? — спросила у меня Рейна, которая до сих пор молчала и глядела в окно.

— Я пытаюсь скакать, как на лошади, — ответила я ей. — Пытаюсь. Мне нравится.

Рейна пронзила меня уничтожающим взглядом и попыталась спародировать мои движения, но это ей не удалось. Возможно, потому, что новые брюки цвета морской волны с кремовыми полосками по бокам были ей велики.

— Как глупо! — сказала она мне наконец тоном глубокого осуждения. — Ты всегда норовишь все испортить.

— Хватит! Эй, вы обе! Прекратите сейчас же! — прикрикнул на нас отец.

Было ясно, что он сильно разозлился и ничего хорошего из наших проделок не выйдет. Мне следовало дождаться более удобного случая, чтобы найти прореху, не привлекая ненужного внимания и по возможности не мозолить отцу глаза.

Когда мы добрались до Торрелодонеса, на землю упали первые капли дождя, сначала они падали редко, потом — все чаще и чаще. Звук от их падения вызывал в воздухе какой-то металлический резонанс, который может получаться только при ударе воды о воду. Сад был затоплен в одно мгновение. Перед входом в дом нас поджидали огромные холодные лужи. Вода мешала разглядеть красоту гранитной отделки особняка и ограды сада. Мы вышли из машины и побежали в дом, где собралось очень странное общество. Сколько людей! Некоторые гости были одеты элегантно, вычурность других доходила до абсурда. Женщины, замысловато причесанные, накрашенные и разодетые, как будто пришли не на домашний прием, а в ночной клуб. Многие были одеты с претензией на оригинальность, но, по сути, банально и пошло. Когда мои родители избавились от лишних накидок, защищавших их от дождя, они показались мне смешными. У входа нас встречал дядя Томас, одетый с гораздо большим изяществом, чем мои родители. Дядю Томаса, впрочем, нельзя было представить как-то иначе. Он не одевался элегантно — он был воплощенной элегантностью.