Любовь в Серебряном веке. Истории о музах и женах русских поэтов и писателей. Радости и переживания, испытания и трагедии…

Танцевать Айседора училась дома, никогда не получала официального образования, но рано начала выступать и зарабатывать деньги. Она рассказывала, как с юных лет стала обучать детей танцам и в десятилетнем возрасте ушла из школы, заявив, что лучше будет зарабатывать деньги для семьи.

Еще в детстве Айседора познакомилась с отцом, он пытался искупить свою вину, обеспечить семью и несколько лет они прожили в достатке, но потом отец снова разорился, и снова пришлось зарабатывать деньги и ходить по лавкам, выпрашивая еду бесплатно: «Именно меня посылали к булочнику, чтобы убедить его не прекращать отпускать в долг. Эти экскурсии мне представлялись веселыми приключениями, особенно когда мне везло, что случалось почти всегда. Домой я шла приплясывая и, неся добычу, чувствовала себя разбойником с большой дороги. Это было хорошим воспитанием, так как, научившись умасливать свирепых мясников, я приобрела навык, который мне впоследствии помогал сопротивляться свирепым антрепренерам».

А. Дункан

В 18 лет она уже выступала в ночных клубах Чикаго, затем в Нью-Йорке, и сразу нашла свой стиль – танцевала без пуант, в греческом хитоне, под классическую музыку, возмещая яркими, впечатляющими образами недостатки классической техники. В Чикаго ей и матери пришлось тяжело: «Мы были спасены от голода, но с меня было достаточно забавлять публику тем, что противоречило моим идеалам. И я это сделала в первый и последний раз. Мне кажется, что переживания этого лета были самыми тяжелыми в моей жизни, и каждый раз, когда я впоследствии появлялась в Чикаго, вид улиц вызывал во мне тошнотворное чувство голода». В Нью-Йорке ей тоже пришлось голодать и жить на 50 центов в день, выступая в труппе пантомимы. Потом Айседора ушла из труппы, танцевала на курортах, на частных вечерниках госпожи Астор, Вандербильтов, Бельмонтов, «но дамы общества оказались такими экономными, что нам еле-еле хватало на покрытие расходов по путешествию и на жизнь». После пожара в гостинице, уничтожившего бόльшую часть их имущества, Айседора с семьей уехала в Лондон на грузовом судне, на котором везли скот. Лондон восхитил пришельцев: всего за пенни можно объехать все достопримечательности, а если хозяйка выгоняла из квартиры, «арестуя» скромные пожитки за долги, можно вспомнить романы Чарльза Диккенса и переночевать в Кенсингтонском саду, пока тебя не разбудит полиция. И снова выступления в частных домах, знакомство с принцем Эдуардом, но «питание супами сделало… малокровными».

Вскоре семья уехала в Париж, в Латинский квартал, в дешевое ателье над ночной типографией. Париж подарил им Лувр, собор Парижской Богоматери, музеи и Люксембургский сад, Версаль и лес Сен-Жермен. И дружбу с представителями парижской богемы. А еще павильон Родена на Всемирной выставке и выступление японский танцовщицы Сади Яко.

В 1902 году она отправилась на гастроли в Будапешт, где пережила первую в своей жизни любовную историю с «молодым венгром с божественными чертами лица и стройной фигурой», похожим на Давида Микеланджело, игравшим Ромео в местном театре. Затем – гастроли в Вене, во Флоренции, в Берлине, в 1903 году – в Греции, где семья основала школу танцев, которая позже превратилась в Центр изучения танцев имени Айседоры и Раймонда (старший брат Айседоры. – Е. П.) Дункан в Афинах. Позже Дункан танцевала на сценах Европы, Северной и Южной Америки. Она воспринимала свои выступления не просто как коммерческий проект, а как миссию – воспитание нового человека, человека будущего, свободного он старых предрассудков, уродующих тело, разум, душу и дух.

Потеря

Получив грустный опыт в своей семье, Айседора стала противницей института брака: «Я… решила, согласовав это с рассказом о своих родителях, что буду жить, чтобы бороться против брака, за эмансипацию женщин и за право каждой женщины иметь одного или нескольких детей по своему желанию, и воевать за свои права и добродетель. Для двенадцатилетней девочки приходить к таким выводам кажется очень странным, но жизненные условия рано сделали меня взрослой. Я стала изучать законы о браке и была возмущена, узнав о том состоянии рабства, в котором находились женщины. Я стала вглядываться в лица замужних женщин, подруг моей матери, и на каждом почувствовала печать ревности и клеймо рабы. И тогда я дала обет, что никогда не паду до состояния такого унижения, обет, который я всегда хранила, несмотря на то, что он повлек за собой отчужденность матери и был неправильно понят миром. Уничтожение брака – одна из положительных мер, принятых советским правительством. Двое лиц расписываются в книге, а под их подписями значится: „Данная подпись не влечет за собой никакой ответственности для участвующих и может быть признана недействительной по желанию любой из сторон“. Подобный брак является единственным договором, на который могла бы согласиться свободомыслящая женщина, и брачное условие в такой форме – единственное, мною когда-либо подписанное».