Любовь в тягость

Пока я шла к двери, у меня возникло чувство, будто я пытаюсь удержать шаткое равновесие на крошечном островке пола нашего дома, каким он был сорок лет тому назад: эта щепка старого пола каким-то образом выдерживала вес моего отца вместе с его мольбертом и спальней, но я боялась, что подо мной она обломится. Я быстро вышла на лестницу, поплотнее закрыв за собой дверь. На улице я оглядела свое платье. Только теперь я с досадой обнаружила большое пятно с белыми краями чуть ниже живота. Само пятно было темным, а ткань в этом месте на ощупь казалась жесткой, как накрахмаленная.

Глава 22

Яперешла через дорогу. Завернув за угол, сразу узнала “Колониальные товары”, принадлежавшие когда-то отцу Казерты. Дверь была заколочена досками, их перекрест приходился на всадника в куртке песочного цвета, пола которой, развеваясь под ветром, напоминала страницу книги. Над магазином висела покрытая слоем пыли вывеска – на ней едва можно было разобрать “Игровой зал”. Из черной дыры, зиявшей на куртке всадника, вышел кот с желтыми глазами; из пасти у него торчал мышиный хвост. Кот испуганно посмотрел на меня и ушел обратно сквозь прореху в нарисованной куртке.

Я прошла чуть дальше. Отыскала те самые зарешеченные подвальные окошки. Они оказались в точности такими, какими я их помнила: узкие вентиляционные отдушины в полуметре над тротуаром, забранные девятью перекладинами и затянутые мелкой сеткой. Из подвала веяло холодом и сыростью, пахло пылью. Я заглянула внутрь, прикрывшись ладонью от солнечного света, и дала глазам время свыкнуться с темнотой. Но ничего не различила.

Вернувшись к заколоченной двери магазина, я осмотрелась вокруг. С соседней улицы слышались детские голоса, довольно спокойные, однако идти по той улице я не решилась – она выглядела слишком убогой и пустынной, чтобы шагать по ней в сумерках. Горячий воздух был насыщен густым запахом с нефтяного завода. Над лужами роились мошки. Ребятишки четырех-пяти лет катались наперегонки на трехколесных пластиковых велосипедах по тротуару напротив. За ними вполглаза следил мужчина лет пятидесяти, с брюшком, в просторной пожелтевшей майке. У него были крепкие руки, длинный волосатый торс и короткие ноги. Он стоял, прислонившись к стене; рядом я заметила железный прут, который он вряд ли принес с собой, – прут был не меньше семидесяти сантиметров, заостренный на конце, наверняка выломанный из каких-то старых ворот и оставленный тут мальчишкой, который добыл его на свалке и играл с этой опасной находкой. Мужчина курил сигару и внимательно меня разглядывал.

Подойдя к нему, я спросила на диалекте, не найдется ли у него спичек. Ленивым движением он достал из кармана коробок и протянул мне, изучая пятно на моем платье. Я взяла пять спичек, вынимая их по одной, как будто бы его откровенный взгляд меня ничуть не смутил. Без всякой интонации в голосе мужчина спросил, не хочу ли я сигару. Я поблагодарила, объяснив, что не курю ни сигар, ни сигарет. Тогда он сказал, что зря я брожу тут одна. В квартале неспокойно: велика вероятность наткнуться на мерзавцев, которые даже детям не дают проходу. С этими словами он взял железный прут и указал на гонявших на велосипедах ребятишек. Те ругались друг с другом на диалекте.

– Дети или внуки? – спросила я.

– Дети и внуки, – произнес он умиротворенно. – Если кто хоть пальцем их тронет – убью на месте.

Поблагодарив его еще раз, я перешла на другую сторону. Отодвинула одну из досок, которыми была заколочена дверь магазина, и, согнувшись, пролезла сквозь дыру в куртке песочного цвета.

Глава 23

Оказавшись внутри, я представила, будто передо мной прилавок, разрисованный моим отцом много лет назад. Прилавок громоздкий и высокий – по меньшей мере на пять сантиметров выше моей головы. Но, собравшись с мыслями, я поняла, что с тех пор, как я лакомилась тут лакрицей и конфетами, я выросла на семьдесят с лишним сантиметров. И мгновенно этот почти двухметровый великан из дерева и металла сжался и осел, став мне по пояс. Я медленно обошла его. Даже предусмотрительно подняла повыше ногу, чтобы не споткнуться, шагая на деревянный настил с той стороны прилавка: ясно, что это не имело смысла, ведь давно уже не было ни прилавка, ни настила. В темноте я двигалась осторожно и не спеша, шла наугад, но на пути попадались лишь мусор и иногда гвозди.