Любовь в виноградниках

— Это смешно. Я два года была замужем и была счастлива.

Тони пристально смотрел на нее.

— И ты хочешь сказать, что в ваших с мужем отношениях царила полная гармония?

— Абсолютная, — не задумываясь, ответила Мэри. Но она сказала неправду. Она только терпела ласки Эдварда, с ее стороны это было лишь привычкой.

Тони на секунду растерялся, но тут же возобновил свои расспросы:

— И ты никогда не испытывала неприятного чувства, когда он обнимал тебя? Никогда не отталкивала его?

— Я не отвечаю на подобные вопросы!

— Я только пытаюсь узнать, имела ли место в твоем счастливом замужестве настоящая страсть. У тебя ее просто избыток, дорогая. В тот раз, когда я поцеловал тебя, ты заявила, что тебе неприятно, когда «тяжело дышат». А твоему мужу ты говорила это?

— Иди к черту, — прошептала она в сердцах и, ища спасения, скрылась в полумраке гостиной. Она забилась в уголок старого дивана в ситцевом чехле. Но скоро подушки дивана прогнулись под его тяжестью. Он не прикоснулся к ней, но она ощутила его присутствие почти физически.

— Мэри, выслушай меня, — произнес он спокойно и настойчиво. — Я спрашиваю все это не для того, чтобы тебя расстраивать. Я меньше всего этого желаю.

Мэри спрятала лицо в потрепанной подушке.

— Чего же ты тогда желаешь?

Она почувствовала, что ее самообладание снова начинает ей изменять, как часто случалось в его присутствии.

— Я хочу узнать о той ночи, после которой ты стала такой. Я до сих пор слышал только, что говорят другие, теперь я хочу услышать правду, чтобы помочь тебе справиться с твоими страхами.

— Не думаю, чтобы кто-нибудь мог мне в этом помочь, — отозвалась она. Но искренность, звучавшая в его голосе, почти заставила ее желать, чтобы ему это удалось.

— Ты только попробуй, — настаивал он. Его рука снова осторожно легла на ее плечи. Он начал нежно поглаживать их, постепенно облегчая и снимая напряжение.

— Не знаю, с чего начать.

— С чего хочешь. Ты сказала, что Генри и Оливия ушли и оставили тебя с Энди. Где это было?

— Мы ездили в кино, — начала она неуверенно. — Потом Генри повез нас в горы и предложил зайти там в бар выпить пива. Я не хотела, но они с Эдди стали смеяться и называть меня младенцем. Оливия пообещала мне, что это совсем ненадолго…

Пальцы Тони легкими движениями касались напряженных мышц ее шеи, и скоро по всему телу начало разливаться тепло.

— И не было никого вокруг, кто мог бы тебе помочь?

— Нет. Я кричала несколько раз, пока он не зажал мне рот ладонью… но все было бесполезно. Он просто навалился на меня всей своей тяжестью. Мне некуда было увернуться в машине.

С губ Тони сорвался гневный возглас:

— Представляю, что тебе пришлось испытать. Жаль, что его уже не заставишь за это ответить. И Генри тоже.

Негодование, прозвучавшее в его голосе, подстегнуло ее рассказывать дальше:

— Но это не все. Он сказал мне… ужасные вещи. — Тони молчал, но Мэри чувствовала, что он ждет продолжения. — Он сказал мне, что я виновата в том, что случилось. Что это я завлекла его. И что он знает, что я такая же опытная, как и он сам. Он начал говорить о разных мерзких вещах, которые собирался сделать со мной. И продолжал даже после того, как… ему уже не хотелось. Я все пыталась выбраться из машины, но он не пускал меня. Когда Генри и Оливия вернулись, я была в истерике и едва могла говорить.

— Это не удивительно. Мэри, ты тут совсем ни при чем, что бы этот гад ни говорил тебе. Насилие — акт агрессии. Он ничего не имеет общего со страстью. Ты сказала, что Генри смеялся, узнав, что произошло. А что же Оливия?

Мэри закусила губу и нахмурилась:

— Оливия пришла в бешенство. Она набросилась на Эдди с кулаками, но Генри втолкнул ее ко мне на заднее сиденье. Она стала кричать, чтобы Генри немедленно отвез нас домой. Оба негодяя много пили в тот вечер, и когда Генри начал спуск с горы, в него словно вселился бес. Он принялся рисоваться перед нами, творить безумные вещи.

Мэри прижала руку ко лбу. В этом месте воспоминания всегда тускнели, растворялись в черном тумане.

— Я плохо помню дальнейшее… В полицейском протоколе было сказано, что Генри не справился на повороте с управлением, и машина падала с откоса футов двести, пока не ударилась о дерево. Мне говорили, что я успела вытащить сестру из-под обломков до того, как бензобак взорвался, хотя я почти ничего не помню. Но это уже не имело значения. Она была мертва.

Мэри тряхнула головой, отгоняя тяжелую картину, и невольно коснулась широкого плеча Тони.

— Да, адская ночь, — пробормотал он. — Не удивляюсь, что ты после этого долго не могла говорить.

Прерывисто вздохнув, Мэри продолжала:

— Потом стало известно, что Оливия ждала ребенка. Тут уж люди принялись судачить на все лады, а заодно и меня объявили виноватой, хотя я никогда…

— Ты была девушкой, — окончил он, когда она замолчала. — Я понял это. — Он глубоко вздохнул. — Какое ужасное знакомство с интимной стороной жизни. Не удивительно, что тяжелое дыхание вызывает у тебя отвращение.

Он осторожно провел пальцами по ее шее.

— Можешь не отвечать, если не хочешь, но… как к этому относился твой муж?