Любовь в Золотом веке. Удивительные истории любви русских поэтов. Радости и переживания, испытания и трагедии…

Мудрено ли, что эта элементарная, обывательски-незамысловатая женщина запомнила и о Тургеневе, и о Льве Толстом, и о Фете, и о Достоевском, и о Лермонтове лишь обывательские элементарные вещи, обеднила и упростила их души. Похоже, что она слушала симфонии великих маэстро, а услышала одного только чижика: чижик, чижик, где ты был?».

Но заслуживает ли эта женщина нашего презрения или жалости и снисхождения? Возможно, когда вы познакомитесь с ней поближе, вы начнете испытывать по отношению к ней совсем другие чувства. Не знаю, была ли она воровкой, транжирой, истеричкой и сплетницей. Возможно, была. Но одно я знаю совершенно точно: Авдотья Панаева была кем угодно, только не «элементарной, обывательски-незамысловатой женщиной». И она совершенно не случайно «очутилась в кругу великих людей».

Авдотья Панаева родилась и выросла среди актеров. Ее отец и мать были артистами Императорского театра, семья жила в казенном доме при театре, ее первые впечатления связаны с домашними репетициями, на которые она проникала тайно, прячась за большим диваном в кабинете отца, позже она получала образование в театральном училище.

Мир, который она видела вокруг себя, был миром театральных сплетен, войн между актерами и актрисами и плохо скрываемых романов. В мемуарах Панаева рассказывает, как наблюдала из окон своей квартиры за Пушкиным, который прохаживался под окнами театральной школы, так как «был влюблен в одну из воспитанниц-танцорок».

Этот мир оказался жесток к детям. Знаменитый танцовщик Дидло добивался своих замечательных результатов не иначе как побоями. «Я видела, как девочки, возвращались из класса танцев, в слезах и показывали синяки на своих руках и ногах», — пишет Панаева.

Этот мир был по-особому жесток к женщинам. Здесь ценились молодость и красота, и девушки стремились продать свой «товар» побыстрее и подороже. «Воспитанницы театральной школы… заботились постоянно заготовить себе, еще находясь в школе, богатого поклонника, чтобы при выходе из школы прямо сесть в карету и ехать на заготовленную квартиру с приданым белья и богатого туалета». Когда же актрисы надоедали своим знатным поклонникам, те выдавали их замуж за актеров и обеспечивали приданым. Так девушка с юных лет понимала и принимала тот взгляд на себя, который так больно ранил «Бесприданницу» Островского: «Уж если быть вещью, так одно утешение — быть дорогой, очень дорогой».

Судьба уберегла Авдотью от такой участи. В 1839 году, девятнадцати лет от роду, она вышла замуж за Ивана Ивановича Панаева — внучатого племянника Гавриила Романовича Державина, племянника известного поэта и коллекционера Владимира Ивановича Панаева, двоюродного брата публицистов Валериана и Ипполита Александровичей Панаевых. Жених завидный: из дворянской семьи, с состоянием, красивый, обаятельный, образованный и начисто лишенный сословных предрассудков. Он познакомился с Яковом Брянским — отцом Авдотьи, когда тот искал пьесу для бенефиса. Панаев предложил отцу свой перевод шекспировского «Отелло», а немного погодя предложил его дочери руку и сердце.

Тут нужно оговориться. Оба — и жена, и муж — написали на склоне дней мемуары. И оба ни словом не обмолвились в них о своих отношениях. Поэтому, уважая их волю, я не буду доискиваться до того, счастливы они были или нет и кто виноват в том, что в конце концов они расстались. На мой взгляд, гораздо важнее другое: Панаев ввел свою молодую жену в мир литературы и в круг литераторов. В то время он работал в «Отечественных записках», ежемесячном журнале, издававшемся в Петербурге в 1820–1830 годах П.П. Свиньиным. Позже Панаев с Некрасовым выкупили и возродили пушкинский «Современник». Журнал печатал произведения И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого, И.А. Гончарова («Обыкновенная история»), А.И. Герцена («Кто виноват?», «Сорока-воровка», «Записки доктора Крупова»), Н.П. Огарёва, А.В. Дружинина («Полинька Сакс»), статьи В.Г. Белинского, Т.Н. Грановского, С.М. Соловьёва, К.Д. Кавелина. Журнал публиковал переводы произведений Диккенса, Жорж Санд, Теккерея и других западноевропейских писателей. Практически все перечисленные отечественные писатели и литературные критики близко дружили с обоими издателями, часто бывали в их домах.

И хотя литературный мир бывал порой не менее жесток к женщинам, чем мир театральных подмостков, однако у писательских и издательских жен имелась возможность, которой не было у актрис — зарабатывать на жизнь своим умом, а не только молодостью и красотой. Доказательством тому служит история жены заведующего критическим отделом «Отечественных записок» В.С. Межевича, ее приводит в своих мемуарах Панаева: