Она возмущенно начала рассказывать о своей жизни. О том, каким неудачным оказался ее брак. О том, как она пыталась сохранить хотя бы видимость семейных отношений. О том, как за последние пять лет ее жизнь превратилась в сущий ад. О том, как «дикий» Тимоти не захотел платить ей алименты «после того, как я отдала ему лучшие годы моей жизни». О том, что городской дом и дом на побережье, а также многочисленные акции получил он, а не она, Шарон. «Но ничего, я подам на него в суд, потому что моя доля…» И так далее.
Такое впечатление, подумал Талберт, что у нее калькулятор вместо мозгов.
Он пытался проявить интерес к ее проблемам, но это у него получалось с трудом. Расчетливость собеседницы не вязалась с его представлением о ней, как о прекрасной и нежной женщине. Он слушал ее вполуха и иногда кивал, поедая при этом омара. Опомнился он только тогда, когда понял, что она что-то у него спрашивает.
— Что?
— У тебя нет миссис Оксли? — повторила она вопрос.
Он молча покачал головой.
— И в твоей жизни нет никого?..
— Нет, — решительно сказал Талберт. Да, подумал он, в моей жизни могла бы быть…
Шарон коснулась его рукава.
— Тал, когда-то мы переживали восхитительные моменты. Но мы были слишком молоды и глупы, чтобы понимать, что это временно и что каждому из нас нужно нечто другое. Но то, что было между нами, — великолепно! Во всяком случае, мы получили некоторый опыт, который, я думаю, пригодился нам обоим впоследствии. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Он взглянул на нее. И понял, что она была права. Все эти годы Талберт считал, что любит ее, не желая признаться себе, что это было лишь мимолетное увлечение. Разговор, который завела Шарон, как будто снял пелену с его глаз. Он понял то, что до сих пор отказывался понимать.
Теперь ему были видны ее расчетливость, эгоизм и мелочность. Неужели из-за нее он десять лет отказывался быть зависимым от какой-нибудь другой женщины? Господи, каким же глупым он был! Талберт почувствовал, что родился заново.
Он отвез Шарон в отель и сказал, что будет занят и не сможет больше ее увидеть. Они распрощались. Теперь уже навсегда.
Выйдя на улицу, Тал глубоко вздохнул. Ему казалось, что он вырвался из темницы, в которой по собственной воле пребывал десять лет. Десять лет! Сколько радости и счастья он потерял за это время. Сможет ли он наверстать упущенное?
Оксли не вернулся в офис, а решил пойти домой. Переступив порог квартиры, он огляделся, взглянув на вещи новыми глазами. Его апартаменты были безукоризненно чисты, до блеска вымытыми уборщицей. Домашнего уюта и радости, как в доме Дина или Элиз, здесь не чувствовалось. Ничто не нарушало гармонии его кабинета, чья обстановка была тщательно подобрана самыми известными дизайнерами штата. Мебель в гостиной была громоздкой, но удобной; приглушенные серый и бордовый цвета штор и обоев сочетались с обивкой кресел и дивана. Но не было ничего, на чем можно было задержать взгляд. Кроме двух картин, висевших возле камина.
Он взглянул на шарж, который подарил ему Пол. Как мальчик смог так точно уловить выражение его лица и передать это на бумаге несколькими штрихами карандаша? Неужели он действительно похож на денежную машину, заинтересованную только в бизнесе и прибыли, чьего ума не касались другие стороны жизни?
Элизабет. Его взгляд остановился на ее картине, изображающей волнолом «Клык Дьявола». Эта акварель в точности повторяла пейзаж, который погиб в океанской пучине возле Юрики. Талберт вспомнил, как он сидел на утесе и любовался женщиной, которая не подозревала о его присутствии. Вспомнил радость, мелькнувшую на ее лице, когда она обернулась к нему. Вспомнил ее рассуждения о Боге, природе и жизни. Неужели он сам хотел превратить это создание в бесчувственную деловую женщину?!
Господи, он действительно был глупцом!
— Хильда, полюбуйся. По-моему, хорошо, — воскликнула Элиз, вытаскивая из духовки противень с печеньем, вырезанным в виде звездочек и сердечек.
Хильда в это время трудилась над мясным рулетом. Она мельком глянула на печенье и одобрительно кивнула головой.
— Превосходно, — только и сказала она.
— Дайте и мне посмотреть. — В кухню вошел Брайс. Он взял одну «звездочку», чтобы оценить не только вид, но и вкус. — Великолепно! Кстати, а почему я больше не слышу телефонных звонков? — спросил он, протягивая руку за вторым печеньем.
— Я говорила тебе, что после Нового года прекращаю проводить эти дурацкие поездки и возвращаюсь к экскурсиям. А пока надо заниматься приготовлениями к празднику, — сказала Элиз, перекладывая печенье на блюдо и убирая его подальше от дяди.
Будут прекрасные праздники, с грустью подумала она, несмотря на пустоту в душе.
— Если ты спросишь меня, то я тебе скажу, что ты сделала глупость, уйдя из компании. Этот парень имеет голову на плечах, — пробормотал, вздыхая, Брайс.
Девушка, оперев в стол руки и опустив голову, вздохнула, желая только одного, чтобы при ней пореже упоминался «этот парень». Она и так думала о нем слишком часто.