А злополучная заявка снова была запрятана в стол. Но несколько стихотворений осталось. И когда затевалась эта книжка, я вспомнил свою нематериализованную идею, достал заявку и перечитал её. Честно скажу, посетовал, что не сочинил в своё время пьесу для мюзикла. Сюжет показался мне (а я читал его совершенно свежими глазами) забавным, вполне достойным воплощения. Но я уже вряд ли когда-либо вернусь к «Толстому и тонкой».
Во всяком случае, я рад, что читатель познакомился с эскизом произведения, с первоначальным замыслом.
А теперь несколько стихотворений для ненаписанного мюзикла.
ПЕСНИ ИЗ НЕОСУЩЕСТВЛЕННОГО МЮЗИКЛА
Порою верим мы в пустое, чему, понятно, не бывать.
Надежда ничего не стоит, её не стоит отнимать.
Увижу ль через год подснежник? Войду ль ещё в морскую гладь? Грош ломаный — цена надежде, её не надо отнимать.
Опять гонюсь за красотою, хотя и знаю — не догнать. Надежда ничего не стоит, её не стоит отнимать.
Жизнь это дело непростое, но мы прожить её должны. Надежда ничего не стоит, надежде, точно, нет цены.
Я свою раскрою подноготную, чтобы вам не думать, не гадать: я — тупое, толстое животное, созданное, чтобы есть и спать.
Распрямились бывшие извилины, думаю теперь я животом и невольно сам себе завидую, что я стал безмозглым толстяком.
Жаль мне тех, кто бегает и думает, в отдыхе от мыслей — благодать... Пусть они себя считают умными. Ну, а я рождён, чтоб есть и спать.
Тот ублажал пищеваренье, имел отличный стол и стул, обжора, пьяница, хвастун скончался за столом сраженья.
Другой был тоже греховодник, его пример наука нам — он помер на одной из дам, поскольку дамский был угодник.
Был третий — славный забияка!
Его девиз — атака, драка.
Он извергал немало брани...
Жизнь кончил после схватки в бане.
Четвёртый ими всеми правил без чести, без стыда, без правил. Достиг он почестей и культа.
А сам дал дуба от инсульта.
Почили, отдали концы
все жизнелюбы — молодцы.
Какая же во всём мораль?
И мы загнёмся — вот что жаль!
Во мне бурлит смешение кровей. Признаюсь, по отцу я чисто русский.
По матери, простите, я — еврей!
А быть жидом в стране родимой грустно.
Разорван в клочья бедный организм, в какой борьбе живёт моя природа!
Во мне слились в объятье сионизм навек с Союзом русского народа.
То хочется мне что-то разгромить, то я боюсь, как бы не быть мне битым. Внутри меня семит с антисемитом, которых я не в силах помирить.
У одного — набитый дом, у этого — ума излишек...
А я набитым дураком
живу, признаться, без мыслишек.
Мысль думала — к кому б зайти? и заглянуть ко мне решила.
Но то ли сбилась по пути, а то ль другого подцепила.
Без мыслей сложно жить теперь, но жить и с мыслями непросто. Одна протиснулась под дверь, поскольку оказалась плоской.
Я этой хилой гостье рад, ей в голове моей пустынно, просторно, гулко. Я — дурак! Такой, что даже не обидно.
Любовь творить способна чудеса — издревле эта истина известна.
Пришла любовь! Но вот живу я пресно, поскольку уменьшаю телеса.
Себя обрёк на страшную диету, голодный блеск горит в моих очах... Любовь пришла! И аппетита нету. По-моему, я попросту зачах.
Когда влюблён, то не до аппетита, гастрономические радости забыты, отправлен к чёрту крепкий алкоголь. Весы практически показывают «ноль»!
Креплюсь! Держусь! Худею! Нету сил! Испытываю жуткие страданья!
Ведь я, по сути дела, заменил телосложение на теловычитанье.
Какой кошмар! Я весь сошёл с катушек. Я превращаюсь в тоненькую нить. Коль ты меня за это не полюбишь, геройства не сумеешь оценить,
Осыплю тебя множеством проклятий, рыдая удалюсь и стану есть,
Как ели сорок тысяч братьев.
Такой ужасной будет моя месть!
Уходящая
натура
БЛИЗНЕЦЫ
Гляжу я на себя со стороны, и кажется: всё это не со мною!
Нет, я себя не чувствую больным.
Но вроде я в разводе сам с собою.
Как будто это кто другой живёт и поступает так, а не иначе.
Тот совершает всё наоборот: где я бы засмеялся, тот заплачет.
Я за его поступками слежу: какая глубина несовпаденья!
Где камень я за пазухой держу, готов он становиться на колени.
Он смел, рисков, удачлив и речист, а я завистлив, зол и неуверен.
Как он решителен! Какой он оптимист!
А у меня потеря за потерей.
Непринуждённо входит он в контакт, в нём комплекс полноценности, здоровья. А я живу, хожу, дышу не так, никто не отвечает мне любовью.
Ущербностью пронизан я насквозь, осознаю и от того печалюсь.
Но мне больнее, чем в ладони гвоздь, что он ко мне испытывает жалость.
Он далеко вознёсся от меня, мне без него тревожно и уныло.
Хотя мы очень близкая родня, не совместит нас никакая сила.
По правде, я завидую ему и торможу, тяну назад, толкаю.
Своим умишком я его уму пугливые сомненья подпускаю.
Все говорят — он лёгкий человек и, кажется, не обделён талантом.
Но с ветром, что гуляет в голове, ему никак не выбиться в гиганты.
Я за его поступками слежу, завидую его большим ошибкам.