Любовь & Война

По утрам он умывался ледяной колодезной водой из ведра, брился сухим лезвием и надевал мундир, стараясь как следует разгладить морщинки. Он обходил своих солдат, пока те завтракали, расспрашивая об их мозолях и ожогах и сообщая любые новости об их родных городах, поступившие ему за ночь. Сам он съедал лишь пару кусочков вяленой говядины или оленины с сухарем, и то устроившись верхом на лошади, когда начинался дневной переход.

Никто не говорил ему делать этого, и сам он, определенно, ни разу не видел, чтобы генерал Вашингтон делал нечто подобное. Вашингтон вдохновлял своей горделивостью, аурой недостижимого величия. Он был выше шести футов ростом, почти достиг пятидесятилетия и, наконец, был богатым землевладельцем: ему это легко удавалось. Алексу же едва исполнилось двадцать, и он был безымянным сиротой из Вест-Индии. Если он хотел от своих людей уважения и верности, то добиться этого должен был заботой о них, как о людях и солдатах. Поэтому он никогда не отдал бы приказа, который мог бы быть опасен для них, не обдумав сначала, сколько людских жизней будет зависеть от его решения.

Через семнадцать дней на марше один из его людей, рядовой Бакстер, оступился в дорожной колее и сильно повредил лодыжку. Нельзя было точно определить, сломана она или просто сильно потянута, но в любом случае идти Бакстер не мог. После двух с лишним недель на марше Алексу непросто было бы приказать измученным солдатам нести Бакстера на носилках. Полдень еще не наступил, и впереди было шесть часов напряженного перехода. Без лишних сомнений Алекс приказал, чтобы Бакстера усадили на Мепкина, а сам весь оставшийся день прошел пешком наравне со своими солдатами.

Алекс шел во главе колонны, и хотя он то и дело шуткой отвечал на комментарии солдат, но при этом не забывал о военном уставе, напоминая им о том, что он по-прежнему их командир. Это был правильный баланс. Если раньше его солдаты постепенно проникались к нему уважением, то теперь, когда он совершал свои обычные обходы, в их глазах светилась неподдельная привязанность. И когда они называли его «сэр» или «полковник», то делали это не про необходимости, а с искренним уважением.

Два дня спустя, измотанные, но чувствующие, что готовы к грядущей битве как никогда прежде, Алекс и его люди добрались до Уильямсбурга, где Вашингтон и Рошамбо делали последние приготовления к осаде Йорктауна. Алекс проследил, чтобы его солдат разместили во временных бараках, затем привел себя в порядок и отправился с докладом в штаб.

Время едва перевалило за полдень, он прошел сегодня не более двух часов и чувствовал себя относительно бодро. Однако он был весьма рад получить первую за три недели чашку кофе и пару толстых ломтей хлеба без привкуса пепла или плесени. Он как раз доел второй кусок, когда его пригласили в кабинет Вашингтона.

Генерал расположился за столом в компании еще двух человек. В одном из них Алекс узнал графа де Рошамбо, крупного человека, разменявшего шестой десяток, в темном шерстяном мундире французской армии. На другом была такая же форма, но лишь когда он повернул голову к двери, Алекс узнал в нем своего старого друга, маркиза де Лафайета.

– Мой дорогой полковник Гамильтон, – добродушно, но с уважением обратился к нему Лафайет. Пусть они и провели вместе не один вечер, засиживаясь за бутылочкой-другой отличного французского вина, в присутствии Вашингтона и Рошамбо Лафайет предпочел поприветствовать приятеля с должным уважением к его званию. Тем не менее он тепло пожал руку Алексу, взглядом обещая более дружеское приветствие в более подходящей обстановке. Алекс, в свою очередь, поприветствовал генерала Рошамбо, а затем и генерала Вашингтона, который снова предложил ему присесть. Только теперь он заметил огромную карту, расстеленную на низком столе в окружении стульев.

«Я вполне могу к такому привыкнуть, – подумал Алекс. – Но, наверное, не стоит».

Они немного поговорили о том, как дошел отряд Алекса, и о том, что думает Вашингтон о 120-пушечном французском корабле «Вилль де Пари» под командованием графа де Грасса. Затем без всяких предисловий Вашингтон заявил:

– Мы обсуждали окончательный план осады Йорктауна.

Алекс сел ровнее. Неуместно было предвкушать грядущую битву, но он ничего не мог с собой поделать. Его сердце рвалось из груди, словно за покерным столом ему раздали карты, и он обнаружил, что у него каре тузов.

– Генерал Корнуоллис собирался вывезти свои войска по морю, но французам удалось пресечь эту попытку. Около семи тысяч британских солдат сейчас фактически заперты за стенами города.

Алексу хотелось с триумфом прокричать: «Мы их поймали!», но он удовольствовался тем, что повернулся к генералу Рошамбо и сказал:

– Каждый американец будет знать, какой огромный вклад внесли французы в дело борьбы за нашу независимость.

Рошамбо забавно скривился, услышав это излишне формальное заявление.

– Враг британского флота – друг французов, – сухо заявил он.

Алекс позволил себе криво усмехнуться в ответ на остроту графа.