Любовь-война

Сбегаю со ступенек и вглядываюсь вдаль, пытаясь отыскать свой отряд. Отчего-то с каждой секундой мне все больше кажется, что мой дневник не мог просто выпасть из тайника. Скорее всего, его забрали оттуда намеренно. Но кто?

Едва я успеваю задаться этим вопросом, как ответ, транслируемый через органы зрения, сам приходит ко мне. На пятачке я вижу ребят, сгрудившихся вокруг Нарьяловой, которая держит в руках какой-то блокнот и, судя по всему, что-то зачитывает…

Твою ж мать! Чтоб мне провалиться!

Это никакой не блокнот, а мой дневник! И, кажется, с его содержимым Арина знакомит многочисленную публику!

Меня бросает в пот, ладони и спина вмиг становятся влажными, а стук сердца нарастающей вибрацией отдается в висках. Сжимаю зубы и что есть мочи несусь к толпе, в которой, к своему великому ужасу, замечаю Шульца.

Друг стоит в паре метров от Нарьяловой и… Смеется. Крупные белые зубы обнажаются в широкой улыбке, и я почти слышу его низкий, хрипловатый хохот.

Вот же предатель! Как он мог?!

Одно дело, когда чужие люди потешаются над потаенными глубинами твоей души, разлитыми по бумажным страницам, и совсем другое – когда это делает твой лучший друг.

Шульц не пресекает это грубое вторжение в мое личное пространство, не отбирает дневник у Нарьяловой, не пытается ей помешать… Он просто стоит и наравне со всеми забавляется над моими самыми сокровенными мыслями и чувствами, которые, по иронии судьбы, в основной своей массе посвящены ему.

От боли и обиды закладывает уши, но, приближаясь, я все равно слышу ненавистный голос Нарьяловой, которая выразительно озвучивает написанные мной слова.

Договорить Арина не успевает, потому что я с разбегу напрыгиваю на нее и сбиваю с ног. Мы валимся на асфальт. Я оказываюсь сверху, а она – подо мной. Я, конечно, понимаю, что Нарьялова – слабачка и ее нельзя дубасить, как пацанов на стрелке, но все разумные доводы сгорают в пламени ярости, превращая меня в сокрушительную машину, не ведающую ни страха, ни жалости.

Я бью сильно и размашисто, и ее зареванное лицо с каждым моим новым ударом становится все более распухшим и окровавленным. Девчонка даже не старается защищаться, лишь всхлипывает и скулит, как раненная псина, жмуря глаза.

К счастью Нарьяловой и моему сожалению, меня оттаскивают от нее почти сразу. Чьи-то сильные руки железной хваткой впиваются в плечи и волокут прочь от моей жертвы. Сопротивляюсь изо всех сил, но тщетно: расстояние между мной и Ариной неумолимо увеличивается. Вокруг девчонки собирается народ и скрывает ее лежащее на асфальте тело от моих глаз.

- Да что с тобой такое?! – из состояния аффекта меня выводит голос Шульца. Парень встряхивает меня, как тряпичную куклу, стараясь поймать мой расфокусированный взгляд.

Выходит, это он оттащил меня от Нарьяловой. Ишь как за свою ненаглядную переживает.

- Отвали от меня! – срывающимся от злости голосом кричу я. – Ненавижу тебя, придурок!

Глаза щиплет, а по щеке вдруг скатывается что-то горячее. Провожу по лицу ладонью и с удивлением обнаруживаю, что она влажная. Вот черт! Неужели я плачу?

- Крис, ты чего? Какая муха тебя укусила? – Шульц глядит на меня во все глаза. Удивленно и неверяще, будто не понимает причин моего гнева.

Еще бы! Куда ему?! Это ведь не его дневник зачитывали во всеуслышание!

- Ничего! – огрызаюсь я, боковым зрением замечая, как к нам на всех парах несутся вожатые. – Не смей ко мне приближаться, предатель! И говорить со мной тоже не смей! Ты мне больше не друг, и я знать тебя не хочу!

Выплевываю эти горькие слова подобно яду, но легче мне не становится. Наоборот, чувствую себя так, будто в сердце воткнули здоровенный кол, и оно разлетелось на осколки, царапающие нутро.

Больно так, что выть хочется.

И я обязательно повою, но не здесь. Не у всех на виду.

Глава 19

Кристина

Я сижу на заднем сидении папиного автомобиля, подперев рукой щеку и слушаю бесконечные нравоучения, которыми обсыпают меня родители. Периодически они оборачиваются ко мне, дабы убедиться, что я внимательно их слушаю и усваиваю всю ту чушь, которую они мне втирают.

- Ты даже не представляешь, каких трудов мне стоило уговорить родителей этой девочки не устраивать из-за этого скандал! – громыхает отец. – Ты ведь ей нос сломала, Кристина!

Разумеется, за драку с Нарьяловой из лагеря меня вытурили. Позвонили предкам, сообщили о случившемся и потребовали немедленно меня забрать. Родители прикатили через несколько часов, недовольные и злые, как черти. Точнее злым был папа, а мама донимала расспросами и пыталась залезть в душу, стремясь выяснить, что я не поделила с Нарьяловой.

Естественно, откровенничать я с ней не стала. Даже родной матери мне не хотелось признаваться в своей слабости, в том, что возненавидела Арину из-за ее отношений с Шульцем. Я хоть и была ужасно расстроена, но все же понимала, что и разрезанное платье, и краденный дневник являлись лишь следствиями моей ревности, вышедшей из-под контроля.